Риданские истории II

22
18
20
22
24
26
28
30

— Дудки! Я один обследую кухню. Возможно, там есть подвал или погреб, — схитрил Лутти. Когда он вел счет, ему казалось, что стук от ботинок Муки затих именно у кухонной двери. Шум от подъема на лестницу звучит совсем по-другому, а в те комнаты, что располагались рядом он, конечно, не забегал. Лутти услышал бы его шаги в стороне, а не позади себя. — Выбирайте другие места, куда пойдете.

— Если ты залезешь в погреб, то мы вряд ли сможем тебя оттуда достать, — съязвила Нора, за что тут же была награждена исполненным ярости взглядом Лутти.

— Я обследую второй этаж, — вызвалась Джейн. — Кто со мной?

— Я, — сказал Боб, опередив Нору, которая тоже хотела вызваться составить компанию Джейн. — А наверху разделимся.

— Прекрасно, — развела руками по сторонам Нора, — тогда я поищу в этих комнатах. А чулан на тебе! — ткнула она пальцем в Лутти.

Поставив тем самым жирную точку на дискуссии, Нора шагнула в первую дверь справа. Лутти побрел мимо лестницы и исчез в кухне. Боб и Джейн переглянулись и направились покорять ступени, ведущие наверх. Когда все разошлись по своим местам, каким-то странным образом тихо защелкнулся замок парадной двери. Снаружи никого не было, иначе тень шевелилась бы в полоске света под дверью шириной всего в полдюйма. Волшебство?

Проходя мимо чулана, Лутти решил, что заглянет туда на обратном пути, когда все разбредутся по комнатам. Если, конечно, не найдет Муки раньше.

Кухня была светлой, с окрашенными в бежевый цвет стенами. И лишь на одной стене у окна был выложен «фартук» из плитки. В том месте когда-то стояла газовая плита. Об этом также свидетельствовала торчащая из пола тонкая стальная труба с ржавой резьбой на конце. В левом углу стояла тумбочка высотой по пояс Лутти. В противоположной стороне, как и предполагал толстяк, виднелась еще одна дверь, ведущая, скорее всего, в подвал. Больше в помещении ничего интересного не оказалось.

Первым делом Лутти распахнул дверцу тумбочки, но внутри было пусто, за исключением иссохшей дохлой мыши, лежащей среди мелких хлебных крошек. Лутти улыбнулся ей злорадной улыбкой. «Что ж, тем интереснее», — подумал он, бросив взгляд на дубовую дверь. За ней виднелись темные ступеньки, уходящие вниз. Лутти подошел поближе. Там, где они кончались, было гораздо светлее. «Зажженная лампочка? — пронеслось в голове у Лутти. — Вот ты и попался, мелкий трус. Выбрал самое темное место для пряток, но испугался темноты! Ну, ничего. Когда я шлепну коротышку по тощей шее и привалюсь рядом на каких-нибудь старых картонных коробках, я-то уж позабочусь о том, чтобы свет не помешал мне наслаждаться победой. Девчонки и носа не покажут в эту дыру. Да и Боб тоже. Кайл? Возможно. Но Кайл уже дома, потеет за уроками или гоняет по телевизору мультфильмы, ест пиццу и запивает ее газировкой. Пожалуй, я ему даже завидую. Сам бы не отказался от хорошего куска пиццы или мясного пирога…»

От размышлений о еде у Лутти заурчало в животе. Он стал спускаться вниз, стараясь издавать меньше шума. Ступени замелькали перед глазами, и у него вдруг закружилась голова. Головокружение уже с ним случалось один раз пару лет назад, когда он остался без ужина в наказание за провинность и не ел до самого завтрака.

Внизу действительно горела настольная тусклая лампа у дальней стены из темного, почти бордового кирпича, стоящая на одной из полок деревянного стеллажа. Света хватало лишь на то, чтобы осветить незначительную часть подвала. Примерно одну его треть. Остальное пространство тонуло во мраке. За спиной Лутти медленно затворилась дверь, настолько тихо, что мальчик не услышал ни звука. Он огляделся по сторонам. Помимо стеллажей, тянущихся вдоль двух стен и встречающихся в углу, было еще кое-что из различных старых вещей: ржавый инструмент, покоящийся на прямоугольном столике, ведра и швабры, лежащие на прямо на полу в нескольких шагах от лестницы и даже стиральная машина какой-то древней марки, судя по ее внешнему виду. Таких теперь не выпускают. А чуть выше он увидел в темноте два светящихся круга зеленого цвета. Лутти так и застыл рядом с нижней ступенькой с раскрытым ртом. По спине побежали мурашки. Два круга синхронно отплыли вправо, затем стали падать вниз и бледнеть. В слабом свете лампы Лутти увидел кота с взъерошенной холкой, который вальяжно закружил возле стиральной машинки. Потом потерся о стальной закругленный угол пушистым хвостом. Была только одна странность: кем-то и зачем-то надетый на него жилетик, однако Лутти такая мелочь не взволновала.

У мальчика моментально отлегло от сердца. При виде животного он и думать забыл о сардинах и даже не задался вопросом, откуда в подвале мог взяться этот кот, такой спокойный и безразличный к объявившемуся вдруг человеку в давно забытом старом доме. Ведь за Лутти давно водился один грешок…

Его пристрастием было мучить несчастных животных, так доверчиво стремящихся в его лживо-приветливые объятия. Звери всегда хотят, чтобы их погладили, приласкали, смекал Лутти. Само собой, он никому не раскрывал свои тайные желания, пробуждающиеся в нем при виде бездомного щенка или котенка. В такие моменты у него едва ли проступал еле заметный румянец от возбуждения на пухлых щеках. Не более. Однако, один раз его все же поймали взрослые, когда он пытался свернуть шею одной лохматой дворняге, и силой привели домой. Лутти тогда отнекивался, обливаясь слезами притворства, и родители пытались верить в его оправдания, но все же на всякий случай объявили ему строгий выговор, а вслед за ним наказание. Как раз в тот вечер Лутти и испытал на себе единственную вечернюю голодовку. После этого случая он стал более осторожен и предусмотрителен.

— Кис-кис, — шуршал он в воздухе пальцами руки, маня к себе кота. — Кис-кис!

Лутти пригнулся как вор, прячущийся тени, и крадущимися шагами стал уменьшать расстояние до цели. Но не успел он сделать и трех шагов, как почувствовал еще более сильное головокружение, словно ему съездили по голове тяжелым предметом. Подвал закружился у него перед глазами. Лампа, два зеленых круга, стиральная машинка, снова лампа, стол, ведра. Все вокруг внезапно стало насыщаться цветом. Горизонтальные и вертикальные линии цемента, связывающего кирпич, из серых полос превратились в ослепительно яркие, желтоватые. Как будто сквозь них проходили солнечные лучи. Раздался треск, и стены рассыпались под натиском какой-то мощной энергии извне. Им на замену с невероятной скоростью прорастали черные деревца и густые кустарники с красными, оранжевыми и желтыми листьями. Этими же листьями была устлана земля. Лампа накалилась и превратилась в большой белый шар света, который тут же пополз вверх и занял место солнечного диска в кроваво-красном небе, а стеллажи безвозвратно исчезли, утонув в осеннем пейзаже. Перепуганный Лутти стоял в кольце деревьев на мягком ковре из опавшей листвы перед чьей-то могилой с гнилым крестом без таблички. Рядом с крестом кружил все тот же кот, и лениво подергивал хвостом.

— Бо-об… — хрипло шепнул Лутти. Он хотел крикнуть, но у него ничего не вышло. Ему хотелось, чтобы все, что он сейчас видит в один момент рассыпалось кусочками мозаики. Чтобы кто-нибудь из ребят дал ему хорошую затрещину и сказал: «Ну, чего уставился на стену? Ты не в кинотеатре!»

Но Лутти продолжал глядеть. Желание свернуть шею животному враз отпало, когда кот стал рыть могилу передними лапами, вонзая острые когти все глубже и глубже в рыхлую землю. Ее комья разлетались в стороны и с глухим стуком приземлялись на листья. Лутти судорожно глотал слюну до тех пор, пока не понял, что горло пересохло, как пересыхает какой-нибудь ручей в особенно жаркое лето.

Кот оживленно распахивал могилу, молотя лапами по земляному холму. Затем он пронзительно взвизгнул и отпрыгнул назад как от огня, с треском влетев в какой-то куст. Лутти увидел, как разверзлась земля, и из ее недр показалась сначала грязная худая рука в полосатой футболке, а следом изодранный колпак с помятым помпоном. Поднявшись над своей колыбелью, существо, похожее на Муки, вперилось в мальчика пустыми мертвыми глазами. Прикованный к земле этим взглядом, Лутти почувствовал, как у него теплеет под шортами, и это тепло оставляет на зеленой ткани темное пятно, бежит тонкой струйкой по ноге.

— М-м-м… — вырвалось непроизвольное мычание с его губ. Это последнее, что он еще мог выдавить из себя после того, как напустил в штаны.

— Убийца-а-а, — шелестящим скрипучим голосом протянул мертвец. — Пришло время собирать урожа-а-ай. Восста-а-аньте дети из своих моги-ил. Отмщение! Отмщение! Отмщение!