Мойры сплели свои нити

22
18
20
22
24
26
28
30

По тому, как он это объявил, Катя поняла: ни в какой покер он не играл. Хотя большой любитель. И никогда не проигрывает, лишь повышая, взвинчивая ставки, идя на риск.

И вновь прежняя тревога – сомнения прошлой ночи вернулись в ее сердце.

Им бы об этом сейчас с Гектором поговорить, однако…

Вот и здание кашинской городской больницы на фоне светлеющего утреннего неба. Они на месте.

Больница располагалась в старом здании, похожем на двухэтажный барак. В приемном покое стены выкрашены болотной краской. А на стенах допотопные плакаты доисторических времен, наглядная демонстрация, во что превращается печень пьяниц под действием цирроза. Актуальная информация для города Кашина, где с бутылкой всегда дружили и находили в ней утешение и покой в трудные темные времена.

– Я из полиции, сотрудница областного главка, – представилась Катя в приемном покое дежурному врачу-терапевту, женщине лет сорока, полной низкорослой блондинке. – Коллеги здешние доставили к вам ночью пострадавшего от удара молнии. Как он? Как его состояние сейчас?

– Да, его к нам привезли. И потом, позже, документы его. Зарецкий Евгений. Полицейские нам сказали – вроде пострадал от удара молнии. Я никогда с подобным в своей врачебной практике не сталкивалась. Да и признаки у Зарецкого отсутствуют классические. Я ему, конечно, сразу сделала кардиограмму. Она нестабильна, однако ничего серьезного. Но его психическое состояние было столь необычным… Он без умолку твердил о каком-то ужасе. О топоре, которым разрубили кому-то лицо. Отрубили язык. И он говорил о пожаре в доме! Он нас всех здесь просто напугал. Он ни на что не реагировал, как мы ни старались привести его в чувство. Только кричал без умолку… Полицейские сначала вообще заявили: он, скорее всего, наркоман. Сестра взяла у него кровь на анализ. Может, правда какие-то препараты спровоцировали такое его состояние, психотропы? Хотя я ничего не могу утверждать. Надо дождаться результатов анализа.

– А где он сейчас? – спросила Катя.

– Мой сменщик, когда услышал о поражении ударом молнии, настоял, чтобы его поместили пока что в реанимацию. Его личное решение, перестраховался он. Я со всеми этими событиями на вторые дежурные сутки здесь вынуждена была задержаться, потому что переработала свою смену.

Катя поняла, что в рассветный час доктор уже сдает свое затянувшееся дежурство. И они направились в сторону реанимации.

К ним вышел молодой врач-реаниматолог.

– Не пущу вас, – отрезал он. – Ему сделали два укола, и он заснул. Зарецкий одновременно был и заторможен, и крайне возбужден. А это небывалые, несовместимые вещи. Я никогда с подобным не сталкивался. Он все орал про убийство. Про пожар. У него самого начался сильнейший озноб.

– Его лихорадит? – уточнил Гектор.

– Конечно, он простудился под дождем, – ответил врач.

– Можно посмотреть его вещи?

Они ждали, пока врач их вынесет. Он принес мокрые грязные брюки, рубашку, ботинки в полиэтиленовой сумке и… протез.

– Мы его переодели в больничную робу. Я его сейчас проверил. Он спит, и у него поднимается температура.

Гектор и Катя сами внимательно осмотрели одежду. Никаких следов крови. Копоть, сажа и грязь. Гектор изучил подошвы ботинок.

Врач за ним наблюдал.

– При ударе молнии разряд может выйти через подошву. Я тоже сразу все проверил. Но непосредственно в него молния не попадала. Если бы такое произошло, вряд ли бы он выжил.