– Этого мне достаточно.
– И преуспеет он только после того, как переступит через тело другого. Ты готов к такого рода дуэли, Люпен?.. Смертельной дуэли, понимаешь? Удар ножом, такой способ ты презираешь, но если ты сам получишь его, Люпен, прямо в горло?
– Ах так! В конечном счете вот что ты мне предлагаешь?
– Нет, сам я не очень люблю кровь… Взгляни на мои кулаки… я бью… и человек падает… у меня свои особые удары… Но
Эти слова он произнес тихим голосом и с таким волнением, что Сернин вздрогнул при омерзительном воспоминании о незнакомце.
– Барон, – усмехнулся он, – можно подумать, что ты боишься своего сообщника!
– Я боюсь за других, за тех, кто встает у нас на дороге, за тебя, Люпен. Соглашайся или ты пропал. Я и сам, если надо, буду действовать. Цель слишком близка… Я почти касаюсь ее… Отступись, Люпен!
Он излучал несокрушимую энергию и отчаянную волю и был так резок, что, казалось, мог нанести удар врагу немедленно.
Сернин пожал плечами.
– Боже! До чего я проголодался, – зевая, сказал он. – Как поздно у тебя едят!
Открылась дверь.
– Господа, пожалуйте к столу, – сообщил метрдотель.
– Ах, вот добрая весть!
На пороге Альтенхайм схватил его за руку и, не обращая внимания на присутствие слуги, сказал:
– Добрый совет… соглашайся. Час решающий… И это лучше всего… клянусь тебе, лучше всего… Надо соглашаться… соглашайся…
– Черная икра! – воскликнул Сернин. – Ах, как это мило… Ты вспомнил, что принимаешь русского князя.
Они сели напротив друг друга, и борзая барона, огромный зверь с длинной серебристой шерстью, заняла место между ними.
– Представляю вам Сириуса, моего самого верного друга.
– Соотечественник, – сказал Сернин. – Я никогда не забуду того пса, которого хотел подарить мне царь, когда я имел честь спасти ему жизнь.
– А-а, вы имели честь… Наверняка террористический заговор?