Злые дети,

Едва заметным движением кисти Седой отпустил Агента. В тишине звук удаляющихся торопливых шагов звучал, как капель в огромной жестяной трубе. Взвыла и захлопнулась входная дверь. Седой усмехнулся.

– Ты чем-то недоволен, Роман? – обратился он к тому, кто сидел у стены.

Хмыканье Седой скорее угадал, чем услышал.

– Зачем тебе нужен этот следак? Это потенциальная угроза. Его надо ликвидировать.

Седой покачал головой.

– Знаешь, Роман, я имею насчет тебя далеко идущие планы. Но ты постоянно заставляешь меня сомневаться в моем выборе.

– Почему? – Голос Романа был совершенно ровным. Разве что капелька любопытства просочилась сквозь стенку невозмутимости.

– Ты слишком склонен к простым решениям. Ты недальновиден. Ты идешь к цели как танк по директрисе. Ни одного лишнего движения рычагами. А все, что стоит на твоем пути, должно быть раздавлено.

– И что в этом плохого?

– Ты, Роман, теряешь очень многое. Ты не умеешь просчитывать и обращать себе на пользу то, что должно было пойти тебе во вред. А это очень важно. Жизнь – не боксерский поединок. Жизнь – это очень длинная шахматная партия. Этот следак, как ты говоришь, может быть бесконечно полезен нам. И если даже он окажется не полезен напрямую, окажется с брачком, то может помочь нам исправить другой брак. Понимаешь?

Человек в тени не ответил. Седой чуть скривил губы. Это был не риторический вопрос. Это был прямой вопрос. На него надо было ответить. Роман этого не сделал.

Это могло значить многое. А могло ничего не значить. Роман всегда был очень строптив. Но и очень талантлив. С талантами всегда приходится больше возиться.

Седой вздохнул и поднялся.

– Поехали, Роман, – сказал он, направляясь к двери.

Роман – высокий парень с очень узкой, почти девичьей, талией и широченными плечами двинулся следом. В его серых глазах не отражалось ничего.

Абсолютно.

23.

Если бы Вася-Вася наорал на Виктора, пусть бы оскорблял и унижал, даже ударил! Но полковник юстиции Василий Романович Васильев был холоден, как лед Гренландии. Он ни единым словом, жестом или интонацией не выражал своего отношения к Макарову и тому, что случилось. Он не был даже подчеркнуто официален – это хоть какая-то эмоция. Только спокойное равнодушие. Будто перед ним стоял абсолютно чужой человек.

Макаров был готов к выволочке, наказанию, ярости, презрению. Но не к этому. Васильев вывел его за скобки. Перспективный следователь по особо важным делам Макаров просто перестал существовать в его орбите.

– Василий Романович, не добивайте, – бесцветным голосом произнес Виктор.