Наблюдая за Большой медведицей

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, просто из всех нас только вы умеете здраво мыслить в экстремальной ситуации. Ка бы не хотелось, но признаюсь, что, если вас загрызут волки — шансов выжить у нас не будет.

Стоит сказать — конечно же, Дарьян переживал за отца. Злость — злостью, но ведь он — родной человек. Однако, сказать правду ему гордость не позволила.

Могильников прислушался к мнению сына и предложил Валенову пару часов вместе подежурить и, если все будет нормально, идти спать. Роман согласился и, в свою очередь, предложил Могильникову в целях безопасности же, лечь в тамбуре их палатки, чтобы держаться вместе. Патологоанатом нехотя согласился. Но боялся он не за себя, а за то, что сына придется оставить на Валенова, а тот человек не слишком ответственный, да и в передряги постоянно попадет.

Дарьян вскоре ушел спать. Валенов же сказал, что не сомкнет глаз и будет помогать Могильникову дежурить…

Спустя десять минут…

Роман Александрович задремал на плече Олега Уюковича. Тот не стал его будить, решив, что спящий не будет ему мешать своими разговорами, и страхами. Могильников хотел немного побыть в привычной ему среде — в тишине и спокойствии.

После нескольких часов дежурства, Олег Уюкович решил все-таки поспать, иначе от него завтра толку мало будет.

— Подъем, — спокойно сказал он Валенову.

Роман Александрович дернулся и упал с рыбацкого стульчика, в полете выкрикнув:

«Я не сплю!»

Лагерь туристов погрузился в тишину, лишь изредка нарушаемую треском тлеющих в костре дров. Тишина и покой. Но! Валенов все же умудрился сказать запретную в кругу туристов фразу: «хуже уже не будет!», поэтому вскоре, как почти все уснули, к поляне со всех сторон стал подступать туман.

Полночи еще было слышно, как в своей палатке возилась Кира, она никак не могла уснуть, потому что Тощий то дрожал, то стучал зубами, то ворочался. Кончилось тем, что девушка пригрозила выгнать его наружу. Бояться Тощий, конечно, не перестал, но спать под луной на открытом месте было еще страшнее. Поэтому и пришлось держать себя в руках. Кира вскоре уснула. Но спала очень чутко.

Глубоко за полночь возле лагеря, а, может быть и в нем, послышался негромкий стон, за ним последовал девичий плач. Казалось, будто по лагерю кто-то ходит и плачет. Кира проснулась, услышала его, но не придала значения, так как подумала, что это снова плачет Лея. От плача проснулся и Роман. Ему снились сначала кошмары, затем Тощий, затем медведь, затем тощий медведь. А тут еще плач, от которого мурашки по телу забегали. Валенов пытался себя успокоить тем, что это плачет Лея. «Хотя, голос вроде не знакомый» — подумал Валенов. Проверять, кто плачет, он не стал — страшно. Сжал крестик, висящий на шее, и постарался блокировать поток неприятных мыслей. Увы, Роман Александрович не смог уснуть до самого утра.

Элина этой ночью спала у тамбура. Лея — за Юлей. Элина тоже проснулась, когда услышала плачь, ей показалось, что он доносился со стороны Леи.

— Успокойся, все будет хорошо, мы справимся, — пробормотала она сквозь сон.

Из всех туристов только Лея спала довольно крепко, ни разу не проснувшись за ночь. Конечно — от такого обилия успокоительных пилюлек!

Утро…

Лея проснулась первой. Проснулась от того, что ей вдруг непреодолимо захотелось дойти до того сухого дерева в центре поляны. Она открыла глаза за пару часов до общего подъема, и, несмотря на то, что выходить наружу в одиночку ей было страшно, все же решилась на этот шаг.

Туман, окутавший лес вокруг был настолько густым, что, казалось, стоит чуть отойти от лагеря, и сразу заблудишься.

Тишина. Утро безветренное. Слышно было только, как шишки падают на землю. Страшно…