— Тот банкир у себя в офисе сидит, наверное, с серьёзным видом. Но судьба такова, что человек не может постоянно держать лицо. Пока тело живёт, оно служит для забавы. Это тоже радует.
— Для бразильца это представление — возможность стать самим собой. Если хочешь использовать эту возможность, остаётся лишь отправить тело в забавный ад.
— Все так поступают, — уверенно заявила мадам. — Все без исключения. Кстати! Я в связи с банкиром вспомнила… Вы знаете? Президент «Ямакава-буссан» вчера слёг с инсультом. С назначением следующего президента уже всё решено, как и предполагалось, им станет ваш тесть.
Глава десятая
В начале апреля тысяча девятьсот пятьдесят шестого года в доме Кёко, куда последнее время перестали приходить гости, после восьми вечера появился неожиданный посетитель. Кёко проверяла домашнее задание десятилетней Масако. Услышав имя, Масако встрепенулась, бросила учебник и пулей вылетела в переднюю. Пришёл Нацуо.
Нацуо был в опрятном пепельном пиджаке, на шее тёмно-красный галстук в косую полоску. Волосы аккуратно пострижены, он похудел, но на нежное лицо вернулась прежняя детская живость.
— Как давно мы не виделись! Ты изменился. Кажешься послушным мальчиком из хорошей семьи.
Это Кёко сказала уже в передней. Она была слегка разочарована. Привычкой неожиданно являться вечерами всегда отличался Сэйитиро, и теперь, когда позвонили в дверь, Кёко подумала, вдруг он без предупреждения прилетел из Нью-Йорка, пусть это и невозможно.
Масако, как привязанная, крутилась около Нацуо. Позапрошлым летом она цеплялась за его брюки, а сейчас взяла под руку.
— Пока мы не виделись, ты совсем выросла, — восхитился Нацуо.
Масако ответила детским кокетством. Фигурка у неё постепенно приобретала девическую стройность, но она не переставая прыгала и вертелась.
Нацуо прошёл в гостиную, огляделся и радостно воскликнул:
— Вот те на! Совершенно преобразилась. Совсем как новая.
Французские окна, через которые в непогоду всегда заливала дождевая вода, вставили в новые деревянные рамы, они смотрелись надёжно и солидно. Видавшие виды стулья были перетянуты, обои недавно переклеили, и, хотя рисунок остался прежним, выглядели они необычно светлыми, даже легкомысленными. Былой милый сердцу цвет исчез без следа. Вечернее освещение казалось вдвое ярче — покрытую пылью и никотином люстру тщательно протёрли и отполировали.
Нацуо из вежливости не спросил о причине перемен, Кёко тоже не стала объяснять. Он опустился в своё привычное кресло, которое теперь было трудно узнать.
— Ты занималась? — Он поднял со стола тетрадь по математике. Масако преувеличенно шумно выхватила тетрадь у него из рук. Перед глазами Нацуо мелькнул ряд написанных детской рукой цифр.
— Да, занималась, — вместо неё ответила Кёко. Одевалась она теперь в более спокойные тона, чем прежде. Вряд ли кто-то снова примет её за официантку или девушку из дансинга. Макияж тоже стал скромнее, может быть, по недосмотру, но это её молодило.
— А как сакура в роще вокруг храма?
— Как раз в полном цвету.
Кёко встала, подняла штору. Ярко светила луна, и через стекло виднелись очертания далёкой рощи. Нацуо, избегая смотреть на своё отражение в окне, отступил немного и вгляделся в кипу белых цветов, накрывшую огромное дерево в центре. Под прозрачным ночным небом в глянцевито-чёрном ночном пейзаже словно распростёрлась белая тень.