— Жёлтый цвет настраивает на счастье, — говорила Фудзико.
Похоже, она намеревалась соорудить себе кокон из жёлтых штор и жёлтых обоев.
— Ты что, собираешься строить счастье при помощи штор и обоев? — подшучивал над ней Сэйитиро. — По-настоящему счастливый человек будет счастлив и в гробу. Решила стать счастливой, так хоть траурный занавес можно натянуть на стены, — говорил он, и Фудзико радовали эти грубые слова любви.
Ультрасовременный дом в скором времени будет готов. Траурный занавес ему, пожалуй, подошёл бы. На экстравагантном дизайне настаивала Фудзико. Она всё удивлялась, почему никто не изобрёл круглую кровать.
За чаем или аперитивом они, как и все в мире помолвленные пары, говорили в основном о будущем. Сэйитиро вспоминал, как он часто обсуждал будущее с Кёко. Конечно, содержание этих разговоров сильно отличалось.
Сэйитиро задал невесте банальный вопрос:
Не представляю, какие чувства у тебя могут быть к жениху, которого выбрал отец?
— Бывает, что и в лотерею выигрываешь по билету, который кто-то купил для тебя. Это удобно, ты совершенно не обязана полюбить. — Ответ был вполне подходящим, но он никак не объяснял её настроения. — Ведь никто не любит точности, — добавила она.
Сэйитиро решил, что обсуждение разных сторон любви его утомит, поэтому промолчал.
Во всяком случае, очевидно, что Фудзико беспокоили чувства, возникшие из-за искусственной помолвки. Сэйитиро, о чём бы ни заходил разговор, время от времени давали это попять. Фудзико презирала романтичных девчушек, она давно заявила об этом. Её кредо заключалось в том, что они «столь же непристойны, как святость. Поэтому женитьба ещё более непристойна, чем любовь».
Их финансовое положение слишком отличалось. Денежные траты требовали деликатности. Для этого отец Фудзико изобрёл для них удобный приём. В ресторанах, где у семьи Курасаки был открыт личный счёт, Сэйитиро ставил на счёте свою подпись «Сугимото», и этого хватало. Так охранялось его достоинство.
Устав от прогулки, они ели в одном из таких ресторанов. Хозяйка всё хорошо понимала и отправляла обслуживать их немолодую официантку. Фудзико считала общественно полезным и добрым делом клянчить у отца деньги.
И тут за расставленными на столе тарелками и пиалами вдруг возник призрак дома Кёко.
Это было почти воспоминание, отсюда дом казался далёким и небольшим. Свет во французском окне. Маленькие тени — несколько человек встают, садятся, опять встают. Кёко в вечернем платье сидит на кушетке. Вокруг неё смех, разговоры. Можно разглядеть лицо каждого. Сюнкити. Осаму. Нацуо. Кто-то со смехом говорит:
— Так он женился!
— Нелепые мысли приходят в голову не только женщинам, так ведь? К счастью.
Там тема его женитьбы непременно всех веселила. Не было ни женитьбы, ни рангов, ни предубеждений, ни порядка. Сёстры-близнецы и Хироко вели в ванной скабрёзные разговоры, спорили о количестве выпавших волос. Все, кто там бывал, сами того не замечая, закрылись от общества на пустынном острове, но любой интуитивно искал постоянные идеи, чтобы с ними жить. Сэйитиро тоже не знал, в чём заключаются эти идеи.
Фудзико неожиданно произнесла:
— Перед женитьбой ведь есть о чём подумать.
Она была не из тех женщин, что напрямик спрашивают: «О чём ты думаешь?»