— Потратить пять часов на трехсотмильное расстояние? Я не столь расточителен. Это было бы для меня слишком роскошно, ехать сюда на машине. Я потратил сорок минут на полет. Кстати, вертолет ждет меня…
— Я еще раз заверяю тебя, что сегодняшняя встреча тебя не разочарует. — С этими словами номер один демонстративно повернулся к окну.
Номер два инстинктивно последовал за ним взглядом. В доме напротив бара открылась дверь с нарисованным солнышком и из нее вышла вереница малышей. Держась за ярко желтую веревочку, змейка карапузов лет четырех-пяти, возглавляемая молодой дамой в ярком красном берете, прошла под барной витриной и скрылась где-то за углом.
— Я заметил, что у вас, в Европе, очень много двойняшек. Счастливые родители…
— Ничего странного. Просто мы не спешим заводить детей, молодые люди хотят пожить для себя, попутешествовать, сделать карьеру, заработать деньги. Первого ребенка начинаем планировать уже после сорока. А когда решаемся на ребенка, уже зачастую становится поздно, уже возраст, активность сперматозоидов не та. И тут на выручку приходит ЭКО. Отсюда и двойни.
— Видишь вторую дверь? Ту, на которой парусник? Первая, с солнышком, это детский сад. А вторая, с кораблем, это вход в церковный двор. Я все же верю, что двойняшки — это не наука, это Он, Его промысел.
— Ты специально выбрал этот город и этот бар? Третья дверь вероятнее всего — публичный дом? И не веришь ты в Его промысел. Я ведь знаю, ты рационалист. Что там с грехами? Атеизм, неверие в бога, это грех меньший, по сравнению с верой во лже бога. Знаешь, сколько на земле религий?
— Никогда об этом не задумывался, дюжина? Две? — Номер один сделал знак бармену и тот проворно поставил на столик два стакана-рокса с темным, почти коричневым виски, вероятно заказ был предварительно оговорен, а судя по скорости исполнения — еще и сдобрен щедрыми чаевыми.
— Около сотни! — Номер два взглянул на бокал, чуть замешкался, но все же поднял его и замочил губы в остро пахнущем торфом напитке. — Сотня религий. Помимо так называемых мировых, христианства, ислама и буддизма, иудаизм я сюда не включаю, иудеем можно стать лишь по рождению, так вот помимо трех мировых есть еще несколько десятков основных религий. Ты возможно знаешь, у моей семьи есть отношения с американским министерством обороны. Иногда мне самому приходится бывать на их мероприятиях. Американцы первыми поняли, что имидж погибших солдат может быть рекламой. Поэтому зачастую их мероприятия проходят на Арлингтонском кладбище. Это удобно, штаб-квартира через дорогу… — еще один глоток, на сей раз уже полноценный. — При захоронении на этом кладбище родственники могут выбрать, какой религиозный символ будет выбит на мраморной плите. Знаешь, сколько сейчас этих символов? Шестьдесят два. Только на одном кладбище похоронены представители шестидесяти двух религий… — Бокал еще раз поднят, а затем, пустой, отставлен в сторону. — Я помню, с математикой у тебя всегда было хорошо. Так скажи мне, какова вероятность сделать правильный выбор? Как выбрать настоящего Бога? Каждый верит, что именно его религия — верная. Но теория вероятности говорит, что правильнее не верить вовсе, чем участвовать в этой религиозной лотерее и ставить на кого-то конкретного, будь он Христом, Аллахом или Буддой.
Номер два повернулся к окну.
— Ты же меня в бар у церкви, напротив детского сада и публичного дома не просто так пригласил. Не просто так эту троицу показываешь. Ты мне контраст показать хочешь, или, как вы русские любите говорить, многополярность.
— Ты прав. Хотел бы я тебе просто тройку показать — пригласил бы в Рим на три государства в замочную скважину поглазеть. Я именно эту церковь хотел… Она для меня как бы символ того, что не все всегда является тем, чем кажется и первое мнение может быть очень далеким от истины. Ты знаешь, что это старейшая церковь в Амстердаме? И в ней великолепный орган. Лет десять назад я случайно попал сюда на концерт органной музыки. Вместе с еще несколькими десятками людей, повторюсь, я случайно на концерт попал, просто как обычный турист. Я сидел у прохода, справа. А через несколько рядов от меня, по диагонали, тоже у прохода, но с левой стороны, сидел колоритный мужчина, стандартный американец, в шортах, кроссовках и футболке. И он дирижировал! Он так истово и эмоционально дирижировал! Когда зазвучала «Кармина бурана» я думал, он вскочит и начнет в проходе невидимым оркестром управлять. Меня восхитило его чувство музыки. Ты хорошо знаешь, я больше визуал, меня звуки никогда не возбуждали, но глядя на этого человека я был поражен и восхищен. Я искренне завидовал его чувству, какие эмоции в нем вызывал органист. А потом этот человек встал, прям посреди концерта, он встал и шатаясь пошел к выходу. И когда он проходил мимо меня я понял, что он всего лишь чертовски пьян. От него разило так, что я сам побоялся захмелеть, только вдохнув его пары.
Номер один умолк и улыбнулся. Улыбка была скорее даже не на губах, просто уголок рта чуть приподнялся, на долю миллиметра. Вся улыбка была в глазах. Они будто бы вспыхнули изнутри яркими искрами и тут же погасли, вновь закрывшись за нависшими строгими бровями. Правая рука вверх и указательным пальцем круг, для привлечения внимания бармена. Тут же на стол встали две новые порции виски и пара изящных пивных бокалов-тюльпанов. Номер два вопросительно вскинул левую бровь.
— Ты серьезно? Ты предлагаешь напиться? Пиво с виски?
— А ты не будешь?
— Почему не буду? Буду. — Номер два отставил пустой бокал и взял новый.
— Ты знаешь, что у нас в России была такая царица, Екатерина Вторая? Наверняка она приходится какой-нибудь непрямой бабушкой вашей королеве, я знаю, что дед Елизаветы, Георг пятый, был двоюродным братом нашего русского царя Николая второго. Так вот, был при дворе нашей Екатерины такой придворный, граф Потемкин-Таврический. Хотя, какой там придворный. Фаворит. И даже не фаворит, а супруг он был нашей царицы, морганатический муж. Активнейший человек. Это он Крым к России присоединил, он наш черноморский флот заложил и много чего еще успел за свою недолгую, полувековую жизнь сделать. — Номер один отпил глоток пива, оценил температуру, и, вероятно удовлетворившись, выпил треть бокала единым глотком. — И вот, представь себе, этот политик, реформатор, профессиональный, как его сегодня бы назвали, премьер-министр, обладающий неимоверной властью, деньгами, имеющий в своем распоряжении целую империю, причем без каких-то там демократий или плюрализма, он ходил по своему дворцу и жаловался на скуку! Ему было скучно! Когда я об этом узнал, я сначала посмеялся. Как же. Такой великий человек, а ему скучно. Подумал было, фантазии ему не хватало. — Номер один выпил половину оставшегося в бокале пива, снова одним единственным глотком, массивный кадык лишь единожды дернулся вверх-вниз. — Мне приятно было так думать. Тут же прямая аналогия со мной, да и с тобой, — кивок в сторону номера два, — думал, вот я какой, умнее графа Потемкина, мне не скучно. А вот после нашей прошлой встречи знаешь, я задумался. Сначала я решил, что у Потемкина была депрессия. Я решил, что и ты, друг мой, тоже от депрессии страдаешь. Начал копать. Не сам конечно, дал задание специалистов найти, кто может нормальным, не ученым-птичьим языком объяснить.
— У меня нет ни депрессии, ни скуки. На прошлой встрече я просто плохо себя чувствовал. — Номер два говорил спокойным, чуть даже снисходительным голосом, как будто брал на себя ответственность за то, что ввел товарища в заблуждение. — Я признателен тебе за то, что ты так близко к сердцу принял мои слова, но помощь мне не нужна.
— Ха ха. — Номер один отставил пивной бокал и вновь взял толстостенный низкий стакан с виски. — Разумеется, ведь признать необходимость помощи — значит проявить слабость. — Снова прищуренный взгляд, пауза. — Не переживай, я тоже так еще недавно считал. Но это не правда. Вообще, давай будем честны друг с другом. Если бы ты был в порядке, ты бы уже летел обратно в Брюссель на своем вертолете, а не пил бы тут со мной в занюханном баре.
— Я пью в этом занюханном баре только потому, что ты меня сюда пригласил. Хотя, надо признаться, я уже начинаю сожалеть, что согласился на внеплановую нашу встречу.