Входная дверь была приоткрыта.
Медленно и осторожно она расстегнула пиджак и нащупала наплечную кобуру. Вытащила свое табельное оружие и приготовилась стрелять, направив ствол под прямым углом к телу. Толкнув свободной рукой створку, она неторопливо вошла. В прихожей горел свет. Крадучись, она шагнула внутрь и тут же отскочила от двери, прицелившись в проем. Ничего не произошло.
— Паола?
— Мама?
— Входи, дочка, я на кухне.
Вздохнув с облегчением, Паола водворила пистолет на место. Ей никогда не приходилось применять оружие в реальной жизни, только на учебных стрельбищах в академии ФБР. В свете последних событий нервы у нее явно пошаливают.
Лукреция Диканти хлопотала на кухне, как ни в чем не бывало намазывая сливочным маслом галеты. Запищал таймер микроволновки, пожилая женщина вынула из печки две дымящиеся чашки молока и поставила их на сервировочный столик. Паола, еще не успевшая отдышаться, оглянулась вокруг. Все было на своих местах: пластмассовая свинка с деревянными ложками, торчавшими из поросячьей спины, яркая картинка, нарисованная хозяйками собственноручно. В воздухе витал слабый запах майорана. По запаху Паола вычислила, что мать готовила днем canolis[45]. И поняла также, что мать съела их все до единого и потому теперь угощала ее печеньем.
— Тебе этого хватит? Если хочешь, я намажу еще.
— Мама, ради Бога, ты меня напугала до смерти. Можно узнать, почему ты оставила дверь открытой? — едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, спросила Паола.
Мать посмотрела на нее озабоченно. Из кармана халата синьора Диканти достала бумажный носовой платок и вытерла испачканные маслом кончики пальцев.
— Я не спала, дочка, слушала новости на террасе. Весь Рим взбудоражен прощанием с Папой, по радио ни о чем другом и не говорят… Я решила дождаться тебя и видела, как ты выходила из такси. Уж извини.
Паола мгновенно устыдилась и попросила у матери прощения.
— Успокойся, детка. Возьми печенье.
— Спасибо, мама.
Паола села рядом с матерью, не спускавшей с нее глаз. Лукреция всегда безошибочно чувствовала, когда у дочери возникали проблемы, и спешила помочь советом. Так повелось с детства Паолы. Однако проблема, которая теперь ставила ее в тупик, была слишком серьезной, слишком сложной, слишком излишней. Santa Madonna, откуда только взялось такое выражение?!
— Неприятности на работе?
— Ты же знаешь, я не могу об этом говорить.
— Знать-то я знаю. Но также я знаю, что когда у тебя выражение лица, будто тебе прищемили хвост, ты всю ночь вертишься в постели. Ты точно не хочешь ничего мне рассказать?
Паола, сосредоточенно глядя в чашку с молоком и накладывая туда ложку за ложкой сахар, проговорила:
— Это всего лишь… новое дело, мама. Связано с психопатами. Я чувствую себя как паршивая чашка молока, в которую кладут и кладут сахар. Сахар уже даже не растворяется, и молоко льется через край.
ebooksa