Служу Советскому Союзу 3

22
18
20
22
24
26
28
30

— Легкие больные? — спросил я, когда вставали.

— Не, мне так легче становится, — усмехнулся он в ответ.

— А-а-а, освобождаешь легкие от углекислого газа? Так японские каратисты ещё делают, когда дерутся, — понимающе кивнул я.

— А ты и о каратэ знаешь? — поднял брови Черемушкин.

— Ну, знаю немного. Это же переработанное китайское кунг-фу, более прагматичное и функциональное, без лишних взмахов руками, ногами и подражания животным… — ответил я.

— О как, покажешь как-нибудь? — спросил Путин.

— Ну, покажу, только без этих всех разбиваний кирпичей и деревянных досок. Это всё показуха, — улыбнулся я в ответ.

— Да? А мы слышали, что тамошние бойцы вообще звери, — сказал Черемушкин. — Даже против тигра не боятся выходить.

— Наши против медведя выходить не боялись, а это зверь пострашнее какой-то полосатой кошки, — хмыкнул Путин.

— Так-то да, многие слухи о каратэ изрядно преувеличены, — ответил я. — Они запускаются в основном учителями этого боевого искусства, чтобы привлечь как можно больше учеников и заработать больше денег.

— Мда, капитализьм, чего с него взять-то! Эх, а у нас секция бесплатная — занимайся сколько душе угодно, — потянулся Черемушкин.

— Это да, — подтвердил Володя, а потом посмотрел на меня. — Не жалеешь, что пришел?

— Нет, ни грамма. Наоборот — благодарен тебе за это. Мне требуется иногда размяться. Чувствуется, что тут я разомнусь по полной.

— Ладно, тогда пойдем в раздевалку… И это… Не обижайся на Аркашку, он дурачится иногда, но в целом нормальный человек.

— Я и не обижаюсь. За свою шутку он уже получил, — хмыкнул я в ответ.

После душа и раздевалки мы разошлись по сторонам. Я двинулся в сторону дома, ощущая, как приятно ноют мышцы. Это состояние натруженных мышц всегда сопровождало после тренировки. А также внутри было спокойствие. То самое спокойствие, когда погружаешься в небольшую струю безразличия и плывешь неторопливо по реке жизни.

С этим самым спокойствием кажется, что и люди улыбаются чаще, и голуби не такие наглые, даже серое ленинградское небо становится этаким мистически волшебным. Оно как будто появилось из девятнадцатого века и видело проезжающие по набережной кареты с кучерами и извозчиками. Видело, как горделиво скакали гусары, улыбаясь дамам из-под густых усов, как сновали коробейники, предлагая всем встречным-поперечным незамысловатый товар. Как бегали голосистые пронырливые мальчишки, продавая газеты…

— Осторожнее, товарищ! — выкрикнул я, хватая за шиворот плаща бредущего мужчину и вытаскивая его из-под колес проезжающей машины.

Кругленький мужчина в кепке настолько зачитался газетой, что даже не заметил, как вышел на проезжую часть! Не скажу, что на улице Репина такое уж бурное движение, но машины всё равно нужно учитывать.

«Волга» обиженно посигналила в ответ, как будто обвиняя меня в том, что я лишил её законной добычи. За рулём виднелось лицо кавказской национальности. Он ухарски взревел мотором и двинул дальше, даже не подумав остановиться.