Лист сбросил остатки напряжения, но глаза так и не открыл, все еще пребывая в собственных воспоминаниях.
— Да, очень давно.
— Ты любил ее? — снова спросил я, не до конца отдавая себе отчет, зачем лезу к нему. Как можно не любить ветер?
— Думал, что любил. Настолько, насколько понимал это чувство тогда.
— А сейчас? — настала очередь Черного задавать вопросы. И мне показалось, что он имеет в виду нечто другое.
— А сейчас я думаю, что это был просто каприз. Мне хотелось запереть ветер, обладать чем-то, чего нет ни у кого. Детское эгоистичное желание. Но дети на то и дети, чтобы быть эгоистами, чтобы потакать своим желаниям, пусть иногда и абсолютно абсурдным.
— Ты жалеешь?
— Не об этом, — непонятный ответ, казалось, сам собой сорвался с его языка.
— Поясни.
Белый глубоко вдохнул и открыл глаза, всматриваясь в горизонт прямо перед собой. Но я готов был поставить свою тьму на кон, что видит он совсем другое, нежели кто-либо из нас.
— Я это пережил. Я ее отпустил, почти забыл. Это… грустно и, наверное, не совсем верно.
И снова возникло чувство, что он говорит о чем-то другом. Я не понимал, а вот Черный, судя по выражению лица, понял прекрасно.
— Твоя смелла…
— Ее смелла, — не дал договорить Лист.
— Адам, — начал было Черный.
— Нет! — Белый оборвал его взмахом руки и яростным взглядом. — Он умер и, наверное, уже успел сгнить в своей могиле. Этого вампира больше нет.
Тивор кивнул. А я вдруг подумал о том, как много нужно совершить ошибок в прошлом, чтобы настолько отрицать себя? Даже я этого не делал, хотя порой очень хотелось.
— Ты действительно убил Сэмюэля?
— Да. И убил бы еще раз. Когда-то мне казалось, что я всесилен, — прозвучало зло, но уверенно.
Дальше мы ехали молча. Каждый думал о своем.