Пряные дни

22
18
20
22
24
26
28
30

— Чем же вы сами теперь питаться-то будете? — до Евгения только сейчас дошло, что этот пакет с припасами она собирала для него, и он попытался вяло протестовать. — Оставьте ее себе, я обойдусь как-нибудь. Мне-то завтра ни с кем биться не придется. Надеюсь.

— Угомонись, Жень! — беззлобно осадила его Оксана. — Мертвые не голодают, так что нам продукты ни к чему. Только зря пропадут.

— Вот ведь незадача! — в сердцах воскликнул он. — Вы с Колей уходите на войну, а мне, значит, остается тупо тут сидеть и жрать консервы, даже не зная, что там у вас происходит и живы ли вы вообще! Я так не могу! Я хочу хоть как-нибудь вам помочь!

— Ты и так уже здорово нам помог, а повлиять на дальнейшие события ты все равно не в силах. Лишь напрасно подставишься. Не бери в голову, у тебя и своих забот хватает.

— Как же я ненавижу это чувство беспомощности! Не в моих правилах отсиживаться за чьей-то спиной, лучше все-таки хоть что-то делать, пусть даже и бессмысленное. Только бы не сидеть, сложа руки!

Оксана вздохнула, и в темноте Евгений услышал, как шуршит снимаемая ею куртка.

— Ладно, уговорил, — проворчала она, — кое-что ты еще сделать можешь.

— Что?

— Снять швы. От них только бок зудит.

— Но ведь… вас ранили только вчера! Ваша рана еще совсем свежая, если снять швы, она снова разойдется!

— Не беспокойся, не разойдется.

Запас энтузиазма, как выяснилось, у Евгения оказался не особо богатым. При воспоминании о том, как он эти стежки накладывал, к горлу немедленно подступила тошнота. Как только речь зашла о реальном деле, ему в голову сразу же полезли различные соображения, следуя которым сделать то, что хотела от него Оксана, оказывалось категорически невозможно. Начиная с темноты и заканчивая отсутствием необходимых инструментов. Однако теперь его отказ выглядел бы верхом неприличия, и ему оставалось лишь наблюдать за тем, как его пациентка последовательно расправляется со всеми стоящими на их пути препятствиями.

Оксана проверила, плотно ли задернуты шторы на окнах, после чего принесла с кухни зажженную оплывшую свечку и поставила ее на стоявший в изголовье дивана столик, населив комнату пляшущими черными тенями.

— Придется пойти на некоторый риск, — заметила она. — Но коли и снаружи свет почти не проникает, то и нас не должно быть заметно. Ставни тут хорошие.

Порывшись в тумбочке, она извлекла на свет коробку со швейными принадлежностями, где нашлись и ножницы и пинцет, а, выскользнув на улицу, притащила ведро воды из стоявшей под водосточной трубой бочки.

— Со стерильностью имеются определенные проблемы, но это все же лучше, чем совсем ничего, — девушка поставила ведро к ногам Евгения, — руки ополосни и приступим.

Сама она села на кровать, повернувшись к нему спиной, и стянула с себя рубашку. В груди у журналиста засосало уже знакомое ощущение, все то же страстное желание прикоснуться к ее шелковистой коже, привлечь Оксану к себе и стиснуть в объятиях. Похоже, что никакие перипетии не могли заглушить это влечение, снова пробившееся наружу, словно какой-то неистребимый сорняк. Чертовски привлекательный сорняк.

Чтобы заглушить в себе этот первобытный зов, Евгений решил сосредоточиться на работе. Он смочил в воде уголок полотенца и протер рану, окруженную потеками запекшейся крови. И, хотя он предполагал, что может увидеть нечто необычное, был несказанно удивлен, обнаружив, что она уже успела зарубцеваться. Если бы он собственноручно не накладывал эти стежки, ни за что бы не поверил, что это случилось менее суток назад.

— С ума сойти! — вырвалось у него. — Уже зажила! Как такое возможно?!

— Я же не совсем человек, — напомнила Оксана.