Отдать якорь. Рассказы и мифы

– Глубины-то позволяют, – заметил наш старпом Валера, – да грунт каменистый, цепляться не за что.

– Но скорость бы я погасил? – сам себя спросил капитан и тут же ответил, – погасил! Цепь бы до жвака-галса вытравил, тормознулись бы точно.

– Ядрёный ты мужик, – заметил дед, – вылитый жвака-галс, такого за рупь двадцать не купишь.

Капитан высоко задрал голову и, как Муссолини, оттянул нижнюю губу. Валера спросил у деда:

– Ну, как, дедушка, до Кавалы доскребём?

– А это уже спрашивайте у электромеха, он варил. Вся ответственность на нём. Если порвёт, придётся приносить его в жертву Нептуну.

Но до Кавалы, я думаю, дойдём. А дальше, как Бог даст. Однако машинное масло уже заказывайте – 10 бочек. В порту будем менять. В двигун закачали что попало. Больше запасов нет. Идём на неучтённых резервах.

До греческого порта Кавала мы, действительно, дошли благополучно. От прошедшей накануне бури и выпавшего внезапно снега не осталось и следа. Буря привнесла лишь чистоту и свежесть, подмела и вымыла улицы, дома, наполнила озоном окрестности. Зимнее солнце вливало сочную контрастность в очертания предметов и людей. Всё в городе казалось обновлённым и неотразимо привлекательным. В воздухе звучала какая-то тихая, неясная, но радостная музыка, что растворялась в сознании и вливалась в душу. Я поднялся по тихим крутым улочкам старого города к храму, стоящему на высоком каменном склоне, который обрывался ступенями в палево-зелёные воды небольшой округлой бухты. При входе в храм, в специальной каменной нише горкой лежали свечи. Я взял одну, опустил несколько драхм в щель большого жестяного ящика и подошёл к иконостасу. В храме, кроме меня, присутствовал всего лишь один человек. Это была женщина. Она тихо молилась, опустившись на колени перед иконой Богородицы. Икону Николы-Чудотворца, – покровителя моряков и всех путешествующих, – я нашёл в левом притворе храма. «Святый угодниче, Никола, помолись за нас, грешных, прости нас и сохрани на неведомых путях наших». Да ты уже сохранил нас до сего дня: и меня, и моего сына, и стареющего капитана, и Валеру-старпома, и толковую голову Виктора Ивановича – деда нашего, и безмятежного боцмана Толяна, и второго механика Володю, представленного тем же дедом к ордену Сутулова, и пожилого искусного повара Петериса, который после всех тревог вдруг объявил, что тоже неплохо владеет сваркой, и всю команду нашу в десять душ с некомплектной спасательной амуницией. Я зажёг свечку, низко поклонился образу и в строгом взгляде святого вдруг увидел доброту и сочувствие.

– Дай нам силы на дальнейший путь.

Если читателю вдруг захочется узнать, как прошёл наш дальнейший путь, то могу лишь сообщить, что хозяин парохода, почувствовав окончательно давление неподъёмного банковского процента и зыбкость своего детища, решился его продать. Мы перегнали «Тор» в Антверпен, где нас ждал чернокожий покупатель с острова Ямайка. Такого густого чёрного цвета лица, отливающего чернильной синевой, я ещё ни разу не видел. Он привёз с собой такую же команду.

Все они были, как члены одного семейного клана. Я спросил у деда, будет ли он передавать своему коллеге с Ямайки о слабом звене, которое нам, механикам, в общем-то, не давало покоя за всё время нашего последнего перехода. Мы повесили под проблемное место ведро, и поначалу туда натекало из-под заплаты до пяти литров масла в сутки. Но потом невидимые поры в металле забило, и практически масло больше не проступало. Дед на это и рассчитывал. Поэтому он ответствовал мне так:

– Знаешь, Палыч, я тоже принимал пароход, как кота в мешке. Мне старые механики в Питере тоже не всё сказали. Двигатель в целом работоспособен. Эти ребята будут болтаться в Карибском бассейне. Если что-то у них и прорвёт, – кстати, не обязательно в этом месте, – то воды там тёплые, не замёрзнут. Но я бы в тот Бермудский треугольник не пошёл бы ни за какие коврижки. Каждому своё. И у каждого свой вкус и свой образчик – кому-то нравится арбуз, а кому-то свиной хрящик. Я сейчас ему расскажу про наш случай, а он возьмёт и откажется от парохода или какие-нибудь претензии предъявит нашему хозяину. А хозяин мне при окончательном расчёте возьмёт и не доплатит причитающийся мне оклад жалованья. Вычтет из меня алименты за болтливость. Так?

В итоге наш пароход продали без особых проблем, а хозяин не доплатил не только деду, но и каждому из нас, ссылаясь на бедственное положение фирмы. А уже через неделю я случайно видел бедного хозяина в «Лексусе» последней модели. Вот такие вот форс-мажорные обстоятельства, дамы и господа, которые происходили в сумбурное время смены эпох и формаций.

Больше никаких сведений о теплоходе «Тор» я сообщить не могу. Он выпал из поля нашего зрения, и его дальнейшая судьба находится в информационном вакууме. Может быть, – и мы будем надеяться на это, – он благополучно отработал свой век в тёплых приэкваториальных водах и был переплавлен в металл, из которого в итоге сделали автомобиль, купленный вами накануне.

В природе происходит не только круговорот воды, но и железа тоже.

Боевая тревога по всему флоту

Описываемый мною случай произошёл в конце шестидесятых годов на Северном флоте, на базе подводных лодок в Полярном. Называть точную дату я не буду, так как не знаю достоверно, лежит ли гриф секретности на том событии или нет.

В тот день стояла совершенно замечательная погода. Крайний Север вступил в объятия полярного дня, и незаходящее солнце освещало, казалось, уже приевшуюся картину заполярного уголка, в котором притулилось одно из старейших соединений больших дизельных субмарин. Екатерининская гавань, закрытая со стороны Кольского залива большим скалистым островом, отливала чернильной синевой. Сопки, местами позеленевшие от распустившейся флоры, были свежи и будто вымыты каустиком после большого флотского аврала. Вся обозреваемая панорама буквально сияла и искрилась на солнце. Наш бывший гвардейский тральщик, полученный в далёком 42-ом году у американцев по ленд-лизу, стоял на третьем причале. Он давно отслужил свой срок как военная единица, и был переделан во вспомогательный транспорт, который обеспечивал нужды упомянутой мной базы. Назывался он «ВТР-21».

В военные годы он прославил себя победами в морских баталиях, был хорошо вооружён и имел преимущество в ночных дозорах, так как был оснащён радиолокатором, что в начале сороковых считалось новинкой и, естественно, большой редкостью. Гвардейский флаг он получил после ночного тарана фашистской субмарины, которую пустил на дно, хорошо «запахав» место столкновения глубинными бомбами. Мы, экипаж ВТР-21, гордились геройским прошлым нашего тральщика и по старой традиции любовно называли «амиком». Название, видимо, шло от его американского происхождения, а все тральщики этой серии имели на борту литер «АМ».

Итак, наш амик стоял на спокойной воде Екатерининской гавани у причала, подключённый к береговому электропитанию. Был воскресный день, обеденное время. Командир корабля со странным прозвищем Пиклер и командир БЧ-5 ФэПэ (аббревиатура от Фёдора Петровича) сочли уместным отобедать на своих береговых квартирах. Дежурным по кораблю оставался помощник командира младший лейтенант Синёв, имеющий кличку «поручик». После сытного флотского обеда я заступил на вахту у трапа.