На отшибе всегда полумрак

22
18
20
22
24
26
28
30

— Может, кто-то привлек ваше внимание? Кто-то подозрительный?

— Ален, ты их видел? Они все подозрительные. — Агнес хохотнула.

— Понятно. Тогда до завтра, — буркнул Расмус и направился к своему старому, но верному автомобилю.

— Спасибо, коллеги, за проделанную работу, — театрально сказала Агнес сама себе, изображая Расмуса. — А сейчас — отдыхать.

На что Расмус, не оборачиваясь, отсалютовал, сел в машину, бибикнул на прощание и уехал.

Домой Ален приехал не столько уставший, сколько рассерженный отсутствием результата. Он оглядел свою просторную квартиру, обставленную практичной неброской мебелью. Пустые стены светло-серого цвета, ни картин, ни фотографий. Такие же пустые полки серванта, пустая поверхность комода, на которой он иногда оставлял солнцезащитные очки или пачку сигарет. Всё сегодня казалось ему безжизненным и нелепым. Иногда в такие же одинокие ночи он садился за барную стойку на кухне со стаканом холодного пива и, созерцая эти безликие стены, думал о жизни. Его квартира, как и его жизнь, напоминала необжитый, холодный, никому не принадлежащий гостиничный номер. Есть и ремонт, и практичная новая мебель, только вот души не хватает, чего-то личного. Ален налил себе виски, достал из морозилки несколько ледяных камней, кинул их в бокал и включил телевизор. Но мысли понеслись в совершенно ином направлении.

«Интересно, чем сейчас занята Иллая? Есть ли у нее тот, с кем она проводит вечера и ночи? — думал он, делая очередной глоток прохладно-обжигающего напитка. — Наверное, она не страдает от одиночества. Такая хрупкая, но при этом сильная. Красивая, другая. Даже имя — Иллая — мягкое, звучное, словно журчание ручья, бегущего по кромке дикого леса. — Его губы безмолвно произнесли ее имя. — Она ведь намекнула мне, что не против еще одной встречи, причем не по работе. Разве не так? А может, это только из вежливости? Нет, в ее взгляде и манере было что-то игривое, озорное».

Он мягко улыбнулся своим мыслям, одним глотком допил виски, сполоснул бокал и отправился в душ смывать сегодняшний день.

Глава 10

На отшибе

На следующий день после событий той ночи меня охватило отчаяние, единственным выходом оказались затяжные прогулки по лесу. Оставаться в одном доме с отцом было невыносимо. И в какой-то день мне повстречался новый друг, который влюбил меня в себя. Ты удивишься, но им стал старый пластмассовый солдатик без правой руки, выброшенный на обочину. Так же, как и я. Мне кажется, он скрасил в те дни мое безграничное одиночество и спас меня от реальности.

Где-то через неделю, а может, и того меньше, сестра вернулась домой, чем очень огорчила отца. Он-то ждал возвращения только своей жены, которая все еще оставалась в больнице. Зато возвращение Си безмерно осчастливило меня. Моя радость не знала границ, мне хотелось поведать ей все, что случилось за эти дни, познакомить ее с найденным другом, угостить запасами, которые удалось найти и спрятать. Но сестра изменилась. Меня не отталкивали грубые стежки на ее лице и теле, но меня дико пугали ее грустные поблекшие глаза и новая улыбка, в которой больше не было ни энергии, ни радости. В ее чертах застыла бесконечная печаль.

«Ты чего, Си?», «Си, посмотри сюда», «Си, смотри, кто у меня есть! Хочешь, подарю?»

Но она молчала, склоняла голову или отворачивалась, а по щекам тонкими блестящими полосками бежали слезы, то вдоль, а то поперек красных штопаных линий. Ее верхняя губа была сильно рассечена той ночью, и даже когда порез зашили, было понятно, что ее улыбка навсегда потеряла свою симметрию и прежнюю красоту.

Она плакала каждую ночь. Каждую ночь в нашей маленькой комнате был слышен вой ее души, постоянный скрежет железных засовов, которыми ее сковало событие той ночи. В одну из таких тоскливых ночей она повернулась ко мне, обняла крепко-крепко, как раньше, и наконец уснула. Утром она сидела на краю кровати и смотрела в окно.

— Си, ты чего так рано? Солнце только взошло.

— Я теперь такая на всю жизнь, — тихо прошептала она.

— Какая?

— Уродливая.

— Перестань, Си. Ты есть ты. Шрам заживет, посмотри на мою руку, помнишь, у меня был жу-у-у-ткий порез. — Она нежно погладила меня по руке, не отрывая взгляда от окна. — Ну помнишь мой самый лучший прыжок в реку? Там оказалась какая-то железка, и мне казалось, что руку придется отрезать, а кровь все текла и текла и было о-о-очень больно. А ты меня успокаивала и оторвала кусок от желтой юбки и замотала мою руку? Ну помнишь?