— Нет. Спят уже, наверное, — рассеянно отвечает Юрка и отбрасывает сигарету. — Всего-то на пару часов опоздал, как ты думаешь, это ж ничего? Должна понимать! Поднимешься?
— Колено же, — Нигдеев отводит глаза. — Давай, послезавтра на работе увидимся.
— Покеда, — бросает Юрка, подхватывает рюкзак и ружье. Губы плотно сжаты, между бровями залегла внимательная складка. Словно туман так и не разошелся. Словно туман поджидает в темной квартире, за створками взломанного шкафа. Юрка очень, очень сосредоточен…
И после вылазки на Коги. Как собран и внимателен он был после Коги…
Нигдеев тряхнул головой. Юрка был всего лишь одиноким, давным-давно разведенным, ненужным ни бывшей жене, ни непутевому сыну стариканом, слегка придурковатым и неряшливым, но совершенно обычным. Глядя на его глубокие морщины и жидкие пегие волосенки, Нигдеев поневоле вспомнил, что сам на два года старше. Хуже зеркала, ей-богу…
Ел Юрка тоже по-стариковски, медленно орудуя подрагивающей вилкой, с всхлюпыванием втягивая в себя подозрительно розовые, однородно-упругие комочки начинки. К небритому подбородку пристал сероватый кусочек теста. Нигдеев несколько раз провел рукой по бороде, надеясь, что до Юрки дойдет, но тот не реагировал, и в конце концов Нигдееву пришлось уставиться в свою тарелку, лишь бы не видеть этот мерзкий трясущийся комок.
Тишина, нарушаемая лишь Юркиным хлюпаньем, становилась невыносимой. Не сводя глаз с разварившихся в лохмотья пельменей в своей тарелке, Нигдеев рискнул спросить:
— Ты чего так орал в магазине? Привидение увидел?
Юрка молчал так долго, что Нигдеев уже решил — не ответит. Такое случалось часто и бесило до белых глаз: Юрка попросту не считал нужным открыть рот. А когда-то ведь болтал без умолку, к месту и не к месту, не заткнуть было. Старые грабли… Нигдеев резко отодвинул тарелку с ошметками разварившегося теста. Жалобно звякнула вилка. Он уже хотел молча выйти из-за стола, когда Юрка все-таки заговорил.
— Ты почему меня к себе позвал? — спросил он.
Нигдеев громко откашлялся — «кхы-кхыы!» — и опустил приподнятый было зад на стул. Юрка все смотрел; похоже, он действительно дожидался ответа. Какого-то определенного ответа. На дне его выцветших глаз плескалась неприятная хитреца, мутный намек на сообщничество: мол, мы-то с тобой знаем. Как будто был между ними какой-то секрет. Скверный секрет, такой грязный, что Нигдееву захотелось помыться. Он раздраженно проговорил:
— Идиотский вопрос. Ты мой друг. Мне что, надо было смотреть, как тебя на улицу выкидывают?
Юрка отвел глаза, и по его помятой физиономии скользнула тень разочарования. Морщась, он ковырнул вилкой розовый комок начинки.
— Сплошная соя, — проговорил он, и Нигдееву захотелось грохнуть кулаком по столу.
— Уж извини, что есть, — едва сдерживаясь, сказал он. — Разносолов не держу.
— Да нет, ты чего, — поспешно мотнул головой Юрка. — Я просто… Сейчас бы нормального мяса, а? Помнишь, на Чукотке из оленины лепили — не пельмени, пельменищи? Или медвежатинки…
— Медвежатинки… — медленно повторил Нигдеев.
2
Стоя на крыльце почты, Яна проводила взглядом желтую отцовскую «Ниву», пылящую по поперечной улочке в сторону Блюхера. Колени подламывались, как суставы плохо сделанной куклы. Тональник резиновой маской облеплял лицо. В ушах до сих пор звенели вопли, и это было как в кошмарах, что преследовали ее годами, — и даже хуже. В кошмарах не было отца с растерянными и злыми от беспомощности глазами. В кошмарах он не тряс убийцу за плечи, не прижимал его лицо к груди и не трепал по плешивой башке, пытаясь успокоить.
(Держись крепче, говорит папа. Ууууххх! — говорит папа, и Яна, захлебываясь от хохота, подгибает коленки, виснет у него на руках и ныряет головой вперед. Кууу-вырк! — кричит папа; Янины локти, плечи, запястья выворачиваются, пол оказывается под спиной, рыжая борода высоко над головой содрогается от смеха. Папа тянет ее на себя, она выпрямляет ноги, пытается подобрать их; ладони в папиных руках скользят, скользят, скользят.
ebooksa