В глазах Ольги загораются огоньки лихого азарта. Филька же мрачнеет.
— Это называется «шантаж», — говорит он. — Я в детективах читал.
Кровь бросается Яне в лицо. Она тоже читала детективы, только не сообразила сразу, что ее выдумка — это оно и есть. Шантаж. Но в книгах просто шантажа не бывает. Только — подлый шантаж. Гнусный шантажист. Трусливый мерзавец. Потом Яна вспоминает, что сделала вчера, и ей становится все равно. Ей некуда становиться хуже.
— Я могу сама, если не хотите, — говорит она.
— Чего это не хотим? Ты четко все придумала! — отвечает Ольга, но Филька качает головой.
— В детективах шантажистов все время убивают, — тихо говорит он. — И свидетелей всяких. Я имею в виду — он же нас может убить, если узнает. Ну то есть совсем. По-настоящему.
Ольга вскидывает голову:
— Пусть поймает сначала! А потом — откуда он узнает, что это мы?
…Втроем они смотрят на чистый тетрадный листок в клеточку и красный карандаш. Филька снова мнет и терзает плетеную рыбку, пропуская сквозь пальцы упругие спиральки хвоста, но Ольга этого не замечает. Белый лист перед ними — как дверь, которую лучше бы не открывать. Карандаш — ключ. Яна запускает пальцы в волосы, ерошит их, потом тихо говорит:
— Давай ты, Оль, у тебя почерк красивый.
Кивнув, Ольга слюнявит карандаш и пишет большими печатными буквами: «Мы знаем, что вы…» Буквы получаются ровные и аккуратные, как будто писал взрослый. На палочке от «ы» карандаш высыхает, линия становится бледной, и Оля надавливает сильнее. Толстый кончик карандаша сминает тетрадный листок, и Яна перестает дышать. Оля еще раз облизывает карандаш, и ее высунутый от напряжения язык становится малиново-красным.
«Мы знаем, что вы убиваете детей. Если вы не перестанете — мы все расскажем», — выводит она и передает листок Фильке. Тот складывает его вчетверо; дрожащие пальцы оставляют на бумаге пятна. Филька собирается положить записку в карман, но в последний момент передумывает и впихивает ее Яне. Тетрадный лист уже стал влажным и мятым, каким-то стыдным. По нему сразу видно, что затея их — дурацкая. «Фигня какая-то», — хочет сказать Яна. Вместо этого она выдавливает:
— А вдруг это не он?
— Как это — не он? — удивляется Ольга и вынимает записку из ее руки. Снова слюнявит карандаш — на этот раз синий — и подписывает все теми же красивыми буквами, только маленькими: «Секретно. Лично в руки». Язык у нее теперь пурпурный, как у змей горыныча в детсадовской книжке.
— Доела? — ледяным голосом спрашивает теть Света. — Иди отсюда.
Яна хватает свою тарелку и несет к раковине. Черная туча по-прежнему висит над столом, и это — первый глухой рокот. Вулкан набирает силу. Яна, как автомат, открывает воду.
— Я кому сказала — выметайся отсюда. Не мозоль глаза.
Папа шуршит газетой и, не глядя, подвигает к себе сигареты и спички. Яна быстро, но бесшумно, чтоб ни в коем случае не грохнуло, опускает намыленную тарелку и выскальзывает из кухни.
В большой комнате она застывает перед книжными полками — все либо скучное, либо прочитанное много раз. Подумав с минуту, она выхватывает сборник рассказов О"Генри и забирается с ногами на подоконник большого, почти во всю стену окна, выходящего на север. Сквозь щели сквозит так, что ноги мгновенно застывают. Но выступающее из стены окно отделено от комнаты плотными портьерами и тюлем, и, сидя здесь, Яна не попадется случайно на глаза: ее заметят, только если будут нарочно искать.
Прижав книгу к коленям, Яна смотрит в окно. Дождь яростно черкает по стеклу, оставляя тонкие, почти горизонтальные линии. Записка, предназначенная убийце, жжет карман. Они так и не отнесли ее — слишком далеко идти в такую погоду — и Яна зачем-то забрала ее домой. Не оставила в куртке. Переложила в домашние штаны так, чтобы уголок торчал из кармана, подписанной стороной наружу.
ebooksa