— Здесь на армянском написано, — расстроенно произнес он. — Думаю, это адрес. В прошлый раз Казанец объяснял, как армяне пишут адреса, но лучше попросить специалиста перевести текст.
— Согласен, поехали в Ариндж, — предложил Зуйков.
В Ариндже их возвращения ждали с нетерпением. Богданов даже не стал выслушивать, как прошла операция, сразу потребовал записку. Это была удача! В записке, как и предполагали члены группы «Дон», содержалась информация о назначенной встрече. Дата, время и место. Уфимцев без труда перевел запись с армянского на русский, так что приглашать специалиста не потребовалось. Теперь им оставалось только определиться, что делать с информацией. Казанец остался в шахматном клубе, чтобы узнать, сколько записок передаст Кудоян. Так они надеялись понять, какое количество людей приглашены на тайную встречу.
Когда волнение улеглось, Дубко спросил:
— Что будем делать, командир?
— Продолжать разрабатывать это направление, — уверенно заявил Богданов. — Сейчас Лепилин и Уфимцев отправятся по этому адресу, выяснят обстановку, ознакомятся с подходами и подъездами. Прежде чем мы решимся накрыть это место, нам нужно ознакомиться с ним. На все у нас меньше двух суток, так что не будем терять время.
— Что делать остальным? — спросил Дорохин.
— Ждать, Коля. А сейчас расходимся, мне нужно связаться с Управлением.
В доме в Ариндже царила мертвая тишина. Стрелки часов показывали без четверти девять вечера. Дом опустел десять минут назад, когда группа «Дон» в полном составе выехала на операцию. В понедельник, когда Богданов связался с московским Управлением и сообщил о своем плане, генерал-майор Старцев был категоричен.
— Такие действия неприемлемы в сложившейся ситуации, — заявил он, как только Богданов закончил. — Вы на нелегальном положении, о каком захвате может идти речь?
— У нас нет выбора, — возразил Богданов. — Мы не можем передать дело местной госбезопасности, потому что не знаем, кому и насколько мы можем в этом вопросе довериться. Первый секретарь ЦК партии Армянской ССР Карен Демирчян счел работу московской госбезопасности грубым вмешательством в его епархию и потребовал прекратить любые действия даже в отношении частных лиц. Как он отреагирует, когда узнает, что мы подозреваем его соотечественников в глобальной подрывной деятельности, даже невозможно представить.
— Именно поэтому вы и не можете действовать самостоятельно, — отрезал Старцев. — Один выстрел, один-единственный выстрел даст ему в руки такие козыри, против которых наше правительство не сможет ничего противопоставить. Причастность людей, которых ты собираешься арестовать, нужно еще доказать. А если вы ошиблись? Если за этой встречей не скрывается ничего противозаконного? Если эти люди не имеют никакого отношения ни к НОП, ни к АСАЛА? Чем тогда мы будем оправдывать ваши действия? Тем, что в Москве погибли и пострадали от взрыва сорок четыре человека? Боюсь, даже для Леонида Ильича такой довод окажется слабым основанием.
— Если мы не возьмем их сейчас — не возьмем никогда. Вы это знаете, товарищ генерал-майор. Чем дольше мы будем тянуть, тем скорее дождемся провала. Возможно, сейчас они еще не знают о том, что мы забрали Мкртчяна и его людей, но они обязательно узнают. Сотрудник госбезопасности не изношенные тапочки, про него не так просто забыть. Мы должны это сделать, товарищ генерал-майор.
— Нет, нет и еще раз нет! Ты не понимаешь, о чем просишь, Слава.
— Как раз я-то отлично это понимаю. — Богданов старался держать себя в руках, но с каждой минутой это становилось все сложнее. — Я не предлагаю разворачивать в Армении полномасштабные военные действия, я лишь прошу дать разрешение задержать группу лиц, подозреваемых в незаконной националистической деятельности и в связях с запрещенной организацией. Разве не за этим вы нас сюда прислали?
— Нет, Слава, мы отправили вас в Ереван для того, чтобы вы выяснили, кто стоит за взрывами в Москве, и вы это выясните. Без погромов, стрельбы и арестов! А после того как вы получите неопровержимые доказательства вины этих людей в преступлении, вышестоящие чины будут решать, что делать дальше.
— Мы не можем идти в дом, когда там соберутся люди, которых вызвал Кудоян. Мы не можем задержать Кудояна и получить от него нужные сведения. И что нам остается? Мы ничего не сможем выяснить, если вы не дадите нам добро на задержание группы. Простите, товарищ генерал-майор, но вы связываете нам руки и при этом требуете результатов!
— Ты командир спецподразделения, полковник Богданов, а не оперная певица, у которой единственный инструмент — это ее голос! Придумай, как выполнить приказ. И пока не придумаешь, меня не беспокой!
Так закончился первый разговор полковника с Москвой. К бойцам спецподразделения Богданов вернулся злой, как черт. В двух словах передал содержание разговора и ушел к себе. А через двадцать четыре часа все изменилось. За это время произошло сразу два важных события, которые заставили Москву пересмотреть свои взгляды на планы полковника Богданова.
Первым событием стало возвращение капитана Лепилина и лейтенанта Уфимцева. Они продежурили у дома, указанного в записке, почти сутки и за это время многое сумели выяснить. Каким-то чудом им удалось пробраться в дом. Там они нашли документы, которые однозначно говорили о причастности организации АСАЛА к взрывам в Москве. Переписка с главой партии НОП, списки членов партии, выдвинутых в кандидаты для доставки взрывных устройств в Москву и другие крупные города СССР, график операций, из которого следовало, что очередная акция запланирована на январь 1978 года. Это был прорыв, и Лепилин с Уфимцевым поспешили доложить обо всем полковнику Богданову.