– Ну и пойдем сейчас, – лениво ответил Павел, не открывая глаз.
– В чем? В спортивных штанах? У меня ведь вся одежда нарядная в том коттедже.
– Марш в душ, и беги в тот коттедж собираться, – скомандовал Павел. – Я быстро оденусь и зайду за тобой. За полчаса мы еще успеем добежать до канадской границы.
Минут через сорок нарядная и тщательно накрашенная Вероника в туфлях на шпильке, черном блестящем платье в пол и накинутой на плечи шубке под руку с одетым в строгий костюм Павлом входила в двери ресторана «Снежинка». Горели гирлянды, переливалась огнями наряженная елка, по залу сновали официанты, играла музыка, только лица собравшихся здесь гостей отчего-то были нерадостными. Вероника не сразу поняла, что в ресторане бушевал скандал.
В его центре рыдала разодетая в пух и прах Катерина. Взволнованный муж, которому как нельзя лучше подходила его кличка Хомяк, растерянно стоял рядом и что-то жевал. Бледный Генрих Стародуб размахивал руками. Лица москвичей выражали брезгливость и непонимание. Две великовозрастные красавицы-блондинки тут же зацепились взглядом за Павла и чуть ли не с ненавистью посмотрели на Веронику, «оторвавшую» явно богатого красавца. Санька сидела под столом, зажав уши. Ванька прижимался к отцу, Наташка растерянно улыбалась. Платон, совсем один, стоял чуть в стороне. На его щеках алели два красных пятна.
– Что тут происходит? – резко спросила Вероника.
– Кольцо, – прорыдала Катерина в ответ, – кольцо украли. Оно двести тысяч стоит. Ограбили, сволочи. В Новый год ограбили.
– Ваше кольцо? – зачем-то уточнила Вероника. – Такое, с большим камнем?
– А какое же еще? – Катерина дышала, как лошадь после галопа. – Мое, бриллиант настоящий, муж на пятидесятилетие подарил. Недоглядела, а его и сперли.
– Да вы не волнуйтесь, надо полицию вызвать, найдется ваше кольцо. Наверное, – зачем-то добавила Вероника, чем вызвала у Катерины новый приступ рыданий.
– И мой телефон! – фальцетом крикнул Стародуб.
– Какой телефон? – не поняла Вероника. – Еще и телефон пропал?
– Вот именно. Айфон, шесть плюс. Семьдесят тысяч стоит. Не хотите ли вернуть?
– Вы так говорите, как будто это я его украла, – пожала плечами Вероника.
– Не-е-ет, не вы. – Стародуб, брызжа слюной, мерзко засмеялся. – Конечно, не вы. Приблудыш ваш. Добренькую корчите, пригрели щенка блохастого. У-у-у, сиротское отродье, это вас в детдомах красть учат? Тюрьма по тебе плачет, гаденыш. – Подскочив к Платону, он наотмашь ударил его по щеке.
– Ах ты, сволочь, – Павел в одно движение прыгнул на журналиста и коротким хуком в челюсть отбросил его от мальчишки. – Я в молодости вольной борьбой занимался, убить не убью, но покалечить могу, – сообщил он. – Еще раз к мальчонке подойдешь, лечиться серьезно придется. Понял?
– Я – не вор, – вдруг отчаянно и громко закричал Платон. – Я ничего не брал. Ни у кого. Мне мама всегда говорила, что красть нельзя. Я – не вор. Ника, ты-то хоть мне веришь?
Со всех ног он бросился к Веронике и спрятал лицо в подоле ее роскошного платья.
– Конечно, верю, малыш, – тихо сказала она и прижала к себе. – Ты не мог ничего украсть. Ты и в бриллиантах-то ничего не понимаешь.
Она с задумчивым видом повернулась к блондинистым девушкам, яростно встретившим ее взгляд.