– Он всегда хотел иметь детей. Его жена не была семейным человеком.
– Но они не его дочери, – попыталась указать я.
Она бросила на меня недобрый взгляд.
– Думала, ты-то поймешь, Сара.
– Я понимаю. Просто не хочу, чтобы кто-то пострадал.
– Но мы уже страдаем. Разве ты этого не видишь? Разве у тебя не возникло бы искушение, приди кто-нибудь и скажи, что он тебя любит?
– Может быть, – ответила я. – Но мне известно, каково это – происходить из семьи, которая разрушилась.
– Твоя мать умерла, – уточнила Оливия.
– Вот именно. А развод – тоже своего рода тяжелая утрата. Я бы не позволила Фредди страдать.
– Понятно. – Ее голос прозвучал холодно. – Жаль, что ты так думаешь.
Я потянулась к ней:
– Я ведь не говорю, что осуждаю. Я обо всех вас беспокоюсь.
– Знаю. – Она торопливо сжала мою руку в ответ. – Но это ты вдохновила меня.
– О чем ты?
– Помнишь, как ты жила здесь после рождения Фредди?
– Как бы я смогла забыть? Ты стала моим спасением.
Оливия обняла меня:
– И ты мне тоже кое-что показала. Мне нравилось, что в доме был младенец. Честно говоря, я тебе завидовала. А Хьюго ненавидел плач по ночам и беспорядок. Я поняла, что он не перенесет появления третьего, и это еще сильнее отвернуло меня от него. Потом, видя, до чего же ты несчастна, пытаясь сохранить равновесие между Фредди и Томом, я поняла: жизнь слишком коротка, чтобы продолжать бороться, когда отношения явно рушатся.
Выходит, вина была моя. Хотя бы отчасти. Из-за этого я почувствовала себя еще хуже.
– Ты ведь не расскажешь Тому или Хьюго, правда? – спросила она.