Ложь, которую мы произносим

Я уставилась на комок глины в своих руках. В любую минуту здесь могла появиться полиция.

Конечно, разумнее было бы куда-нибудь уехать. В другую часть страны. Или даже сесть на паром до Франции или Испании. Но тогда пришлось бы предъявить паспорт. Что, если Фредди прямо сейчас делает именно это? Мое сердце забилось чаще. Почему мне не пришло это в голову раньше?

Даже останься я здесь, у людей в городке могли возникнуть вопросы. Кто-то прочитал бы статью в газете и сложил бы два и два. То, что я не нашла таких статей, не означало, что они не могли появиться в другой газете.

Спасения не было. Кроме того, переживания последних нескольких недель меня измотали.

Наконец я решилась. Останусь здесь, в обществе, которое, казалось, меня приняло. Затаюсь и посмотрю, что выйдет.

Но все время, пока я занималась своими новыми повседневными делами – работала над серией молочных кувшинов, чтобы выбрать лучший для жены Блокки, водила Джаспера на прогулки к морю и покупала продукты, – одна мысль крутилась и крутилась в моей голове.

Кто-то умер. Мой сын в ответе за это. Я помогла ему сбежать. Я виновна.

Прошло еще несколько недель. От Фредди по-прежнему не было никаких известий. Мне уже казалось, будто я лишилась половины разума. В саду Глэдис рано зацвела желто-кремовая роза. На ней висела потрепанная непогодой табличка с названием. «Мир». Совсем как первая татуировка Фредди. Как иронично. Как уместно. Как невероятно. Я гладила бархатные лепестки по пути к сарайчику, где успокаивающее движение колеса помогало мне отвлечься от неизбежного.

И все же воспоминания продолжали возвращаться к детству Фредди, когда он был таким милым и доверчивым. Тем, кто смотрел в небо и спрашивал, похож ли след самолета на линии на его «волшебном экране». Сердце болело от утраты. Я по привычке тянулась к своему кулону – своему драгоценному кулону, который мне вернули при выходе из тюрьмы, – но тот больше не приносил утешения. Джаспер чувствовал мое страдание и касался меня лапой, словно говоря: «Я все еще здесь».

Во время своего короткого пребывания в коттедже Фредди всегда выводил пса на ночную прогулку. Теперь это делала я, гадая, не прячется ли случайно мой мальчик где-то поблизости, среди теней.

Не знать, где он, было по-настоящему больно. Когда я не могла заснуть, то ходила взад и вперед по комнате Фредди, словно это могло вернуть его. Подносила к носу его старые футболки, вдыхала его запах. Обнаружила, что уже не могу вспомнить точную форму его носа. Как это возможно, если Фредди нет всего шесть недель? Я жалела, что мы не провели вместе больше времени. Разговора в Шелл-Коув было мало. А что, если он связался с другой дурной компанией? Или его зарезал бандит? Я твердила себе, что материнскому воображению нет предела. Или материнской решимости. Или просто глупости.

Каждый день я просыпалась рядом с Джаспером, утреннее солнце струилось сквозь маленькую щель между новыми лимонно-желтыми занавесками. Который час? Фредди опоздает на работу! И тут я вспомнила. Мой мальчик, который был со мной каждый день своей жизни, ушел. И я понятия не имела, увижу ли его снова.

Я вложила свое горе в покраску стены в гостиной. В ярко-фиолетовый цвет. Тому это не понравилось бы. В коттедже Глэдис у меня появился шанс создать дом, в котором я чувствовала бы себя уютно. Оставить собственный след. Из обрезков винтажной ткани, которую нашла в благотворительном магазине, я сшила подушки для сиденья в эркере. Замочила тюль в холодном чае, чтобы придать ему оттенок сепии. Обнаружила на чердаке старый ковер, постирала его в ванне и высушила на веревке. Он был немного потертым, но абрикосовый узор придал более мягкий вид каменным плитам в холле.

Снаружи я соорудила небольшую арку из дерева, которое нашла в роще. Она должна была поддержать одну из плетистых роз, завалившуюся набок. А еще я попыталась заняться тем, что походило на большую и основательно заросшую овощную грядку в дальней части сада. Сорняки, казалось, намертво вцепились в землю.

Совсем как мои грехи.

И все же были моменты, когда я почти забывала о мраке в своей голове. Научилась радоваться пению птиц по утрам. Запаху распускавшихся роз. Удовольствию прорастить семена кабачков, которые превращались в желтые цветы, а затем в пухлые, здоровые зеленые овощи, которые я запекала в духовке с чесноком и имбирем. Успокаивающему ритму гончарного круга Глэдис.

Затем, однажды, когда я наконец сделала кувшин для молока, которым осталась довольна, Джаспер вскочил со своего коврика и с безумным лаем припустил к дому. Это не мог приехать Блокки. Джаспер достаточно хорошо его знал и не приветствовал так.

Мое сердце бешено забилось, я открыла дверь и обнаружила приятную моложавую женщину средних лет с яркими глазами.

– Меня зовут Дафна. Я живу в городке. Я специалист по связям с общественностью местного Женского института.

Она сунула мне в руки листовку.