Доложив, Зинаида некоторое время смотрела на майора, ожидая от него дополнительного вопроса. Виталий Викторович выглядел сумрачным, и трудно было понять, что у него на сердце.
— Иди, Зина, хорошо поработала, — наконец произнес он.
— Товарищ майор, я вам хотела сказать… Тогда, когда мы с вами…
— Не нужно ничего говорить, — неожиданно перебил Щелкунов. — Ты права, ни к чему нам все эти сложности.
Несколько секунд Зинаида стояла в кабинете, словно ожидая продолжения речи майора, а потом проговорила:
— Но я ведь не то хотела сказать.
Резко развернувшись, она вышла за дверь.
Оставшись в одиночестве, Виталий Викторович вытащил из ящика стола пачку папирос. Вытащив папиросу, он несколько секунд разминал пальцами слежавшийся табак, а потом с силой сжал в ладони папиросную гильзу. «Как-то все не так оно получается… А вот нервишки следовало бы поберечь». Майор аккуратно собрал в ладонь табак, просыпавшийся на стол, и выбросил его в корзину для бумаг.
Интересную информацию принес после своих посещений жителей Ягодной слободы Валентин Рожнов. Он имел весьма пространный разговор с одним из самых главных свидетелей по делу Федора Богданова Егором Никитичем Феклушиным. Тот многое рассказал о своем соседе: как у него помирала жена, как он один поднимал в годы войны детей, как за день перед убийством детей у него померла собака.
— За день? — переспросил Рожнов.
— Ну да, — ответил Феклушин. — Утром двадцать первого декабря Найда померла, он ее и закопал. Горевал очень, прямо как по человеку.
— А с чего она померла? — поинтересовался так, на всякий случай, Валентин Рожнов.
— Верно, с голоду, — пожал плечами Егор Никитич. — А с чего бы еще? Вроде бы не старая еще была. Им, стало быть, самим жрать нечего, а тут еще собака…
— А где закопал-то он ее? — задал новый вопрос Рожнов.
— На пустыре за Малой Крыловкой. Сам-то я не видел. А вот Васька Голощекин видел. Он и рассказал мне, где Федор Найду свою схоронил, — пояснил Феклушин. — Горевал очень.
Решив до конца отработать информацию, связанную со смертью собаки, Валентин, узнав, где проживает Василий Голощекин, отправился к нему. И не потому, что привычка доводить начатое дело до конца является хорошей манерой, а для оперативных работников еще и очень полезной. А потому, что информация, на первый взгляд не имеющая ничего общего с ведением следственных действий, может стать весьма полезной при появлении новых версий по делу.
Василий Голощекин, ничуть не удивившись просьбе Рожнова (даже как будто бы ждал такого вопроса), указал ему место, где закопал свою собаку Федор Богданов. Рожнов принял это место себе на заметку и обо всем доложил майору Щелкунову.
Виталий Викторович, внимательно отнесшийся к ситуации с богдановской собакой, заметил:
— Надо бы собачку откопать.
— Если нужно, так откопаем, — ответил Рожнов вполне бодро, после чего спросил: — А зачем, товарищ майор?