– И часто вы подслушиваете чужие разговоры под дверями? – спросила она.
– Только когда эти двери принадлежат мне, – ответил Тристрам, вернув самообладание. – Думаю, я могу подслушивать под любой дверью в этом доме. Я пришел только для того, чтобы спросить Дженни, когда она собирается уехать.
Дженни не поняла вопроса.
– Теперь это мой дом, – сказал Тристрам. – Так когда вы съедете?
Женщины пришли в ярость.
– Ее жених умер вчера, – сказала Бекс.
– Ага, знаю. Он был моим отцом. Но теперь дом принадлежит мне, и я хочу, чтобы она уехала.
– Вы быстро оправились, – заметила Сьюзи.
– Что вы имеете в виду?
– Прошлым вечером вы были разбиты, но, кажется, довольно быстро оправились от смерти отца.
– Вы даже не представляете, что я сейчас чувствую, – пренебрежительно сказал Тристрам.
– Это не ваш дом, – твердо заявила Джудит. – Вы ничего не унаследуете до тех пор, пока завещание вашего отца не пройдет проверку в суде, а это может занять месяцы. И вообще, с чего вы взяли, что унаследовали этот дом?
– В семье Бейли наследником всегда становится старший сын. Так было всегда начиная с семнадцатого века.
– До тех пор, пока ваш отец не составил в прошлом месяце новое завещание.
– Ну да, так сказал юрист. Но завещания нет, а значит, я все еще единственный наследник.
Пока Тристрам говорил, Джудит запустила руку в сумочку и достала баночку с леденцами.
– Могу ли я задать вам вопрос? – спросила она, выбирая присыпанную сахарной пудрой лимонную сладость. – По какой именно причине отец вышвырнул вас из дома в конце ноября?
Джудит закинула конфетку в рот, прекрасно осознавая, что ее пренебрежительное отношение раздражает Тристрама.
– Разве это не очевидно? – сказал он, сжав правую руку в кулак. – Мы поссорились.
– Из-за чего?