— Чепуха все это, — сказал подполковник. — Не люблю я этих дамских разговоров об отсутствии характера. У каждого настоящего мужчины есть характер. И у вас имеется, Яранцев, а то как же! Конечно, имеется, куда вы от него денетесь?
— Это верно, деться от него некуда, — рассмеялся Гриша и, подумав немного, уже серьезно спросил: — Трудно вам было стать офицером, товарищ подполковник?
— Нелегко. Но стать офицером все же легче, чем быть офицером. Тут уж трудностей вдосталь — только успевай поворачиваться.
— Да, нелегко вам, это я вижу.
— Приглядываетесь, Яранцев?
— Приглядываюсь, товарищ подполковник, — сказал Гриша.
14
Алексей Петрович уже давно собирался написать Яранцеву, но в последнее время болезнь частенько ломала его планы. Почти два месяца Алексей Петрович пролежал в постели, и сегодня вот впервые после такого долгого перерыва сел за письменный стол. Работы за это время накопилось — гора, но письмо сыну Зинаиды Николаевны прежде всего — откладывать его больше нельзя, да и не хочется.
А напишет он Грише Яранцеву о начале своего пути — это решено...
...Летом тысяча девятьсот восемнадцатого года кавалерийский отряд матроса-черноморца Андрея Синельникова, преследуя противника, наткнулся на разгромленную белогвардейцами степную кошару. Овец бандиты угнали, а чабана и его семью порубили шашками. Когда красноармейцы выносили из чабанской хаты убитых, вдруг обнаружилось, что хлопец лет шестнадцати еще дышит. Мертвых похоронили, раненого перевязали и уложили на санитарную тачанку, и отряд, не задерживаясь больше у навсегда опустевшей кошары, помчался по кровавому следу врага.
Отрядный фельдшер Парамонов, умеющий врачевать самые тяжелые раны, за неделю поставил чабанского сына на ноги, вернее, посадил его в седло. Так в кавалерийском отряде Синельникова появился новый боец — Алексей Петрович Чугунов. Тот же фельдшер научил Чугунова читать и писать, когда выяснилось, что хлопец совершенно неграмотный. Бумаги для этого дела не нашлось, но Парамонов, человек изобретательный, не растерялся: взял у своего ездового винтовку, снял трехгранный штык, присел на корточки, разровнял ладонью дорожную пыль и штыком начертил на ней первые буквы алфавита.
«Вот эта буква называется «А», а эта, значит, «Б». Повторяй за мной. Смелей повторяй. Наука робких не любит. Молодец. Ну, а теперь сам попробуй!»
Фельдшер стер рукой написанное и протянул Чугунову штык.
«А ты, я вижу, парень способный, — одобрительно улыбнулся Парамонов, наблюдая за тем, как, стиснув зубы и нахмурив белесые брови, Чугунов старательно выводит на дороге большие корявые буквы.
Парамонов не ошибся. Ученик ему попался способный, и недели через три хлопец умел довольно бойко читать и при случае смог бы собственноручно написать письмо. Только писать было некому.
В ночном бою отряд Синельникова захватил небольшую железнодорожную станцию Камышовку. Уже под утро, когда в поселке и на путях стало тихо, Алексей свалился на цементный настил перрона и мгновенно заснул. Но спал недолго. Тихое ржание Орлика сразу же разбудило его. Конь просил пить. Позевывая и поеживаясь от утреннего холодка, Чугунов повел Орлика к колодцу.
Осень шла на убыль: на железной крыше вокзала, на трухлявых шпалах и тронутых ржавчиной рельсах серебрился иней. Лужицы возле колодца были затянуты тонким, матовым, словно запотевшим, ледком. У колодца умывался какой-то паренек.
Чугунов накачал воду в позеленевшее деревянное корыто, разнуздал Орлика и, пока конь пил, разглядывал незнакомца: у того было обветренное, грубоватое лицо — обыкновенное лицо молодого солдата. Но шинель незнакомца насторожила Алексея — голубоватого праздничного цвета, с двумя рядами стальных пуговиц, она была вся в каких-то грязных пятнах, с обтрепанными полами, только все равно — солдаты таких не носят. Это была гимназическая шинель, но откуда это мог знать Чугунов — у себя в степи он никогда не видел гимназистов.
Алексей уже не сомневался: перед ним стоял чужак, контрик, и, выхватив из кобуры наган, он потребовал:
— Документы!
ebooksa