— Вот так, — ответил Феликс. — И больше я тебе ничего не скажу.
— Ладно, не говори, — сказал Сергей. — А мне все же позволь посоветоваться с бригадой. Как народ скажет, так и решим.
В бригаде сообщение Сергея вызвало смех. Бригадир огорчился:
— До чего же вы бесчувственные, — укоризненно сказал он. — Для человека это вопрос жизни и смерти, а вы, смеетесь.
— Ошибаешься, бригадир, — возразил Сеня Майстренко. — Случай этот абсолютно не смертельный. Просто вы маленько оторвались от земли, товарищ бригадир, и не заметили, что наделала проказница весна в нашем молодом поселке.
Оказывается... Ребята наперебой стали рассказывать Сергею всякие забавные и незабавные истории и среди них историю пока безответной любви Феликса Афанасенко к Вале Андреевой.
Она не очень нравилась Сергею, эта Валя Андреева, бригадир штукатуров. Она всегда казалась ему чересчур самонадеянной, крикливой, неуравновешенной, а поэтому и вздорной девицей. Да и собой она не так уж хороша. Тонкие злые губы, носик тоже тоненький. Ну никак невозможно поверить, что Феликс в нее влюбился. А вот, как утверждают ребята, влюбился, и еще как — просто по уши врезался.
— Он ей уже два раза предложение делал, — сказал всезнающий Сеня, — а она ни в какую: «За парикмахера, говорит, я могла и в Киеве замуж выйти, а здесь только за шахтера пойду!» Врет, конечно. Или модничает.
— Не понимаю, какая ей разница: шахтер он или парикмахер? Была бы любовь, а остальное...
— Значит, не любит.
— Вот именно! Просто морочит парню голову.
— Уже заморочила. Да еще как. Вот он и попросился к нам в бригаду.
— Ну, раз просится, возьмем.
— Нет, дудки, — решительно возразил Сеня. — Мы в шахтеры пошли добровольно, сознательно, а не по капризу какой-то девчонки.
Тут все горячо заспорили.
— Верно говоришь, Сеня. Любовь слепа. — Это было сказано категорическим тоном Петей Абалкиным, мужчиной семнадцати с половиной лет. — И нечего потакать...
— Глупости, Петя, любовь самое высокое чувство. Самое благородное, оно на подвиги зовет.
— Что-то не видел никогда такого.
— А когда бы ты успел! Молоко на губах еще не обсохло.
Словом, спорили, спорили, а затем потребовали у бригадира: пусть скажет свое авторитетное слово.