– Ладно. Клянусь. А теперь можно мне бутерброд?
Глава 6
Она не была до конца уверена…
Точнее, не уверена совсем. Но Маше казалось, что Николай заинтересовался ею как женщиной.
Она косилась на него, особенно в те моменты, когда он мурлыкал под нос «У самовара я и моя Маша», и думала, не чудится ли ей это. Панкратов годился ей в отцы, но ее смущало не это. А то, что он постоянно рассказывал о своей покойной жене. Но при этом смотрел с обожанием на ее здравствующую тезку. Странный…
Они пили чай на веранде. Душистый, терпкий. С вареньем и белым хлебом, намазанным сливочным маслом. Казалось, ничего нет вкуснее. А самовар! Он барином стоял в центре стола. И придавал чаепитию шик, пусть и деревенский.
– У самовара я и моя Маша, – в который уже раз пропел Николай и обволок сотрапезницу ласковым взором.
– Это ваша любимая песня? – спросила та.
– Нет, но обстановка… Сами понимаете…
– Не понимаю. Я хоть и Маша, но не ваша.
– Простите, – тут же сник он. – Я отвык от женского общества. Супруга, покойница, все мои придури терпела. Но она умерла…
– Восемь лет назад, я помню. Может, хватит о вашей покойной жене говорить?
– Тогда о вашем муже? Я готов послушать.
– Он жив.
– Знаю. Вы говорили. Просто, может быть, вы хотите что-то рассказать о нем?
– Нет.
Как бы ни был вкусен чай, Маша решила, что пора топать домой. Общество Николая ее начало тяготить. Она решила доесть бутерброд с вареньем, запить его и топать к себе, как у калитки показалась интересная женщина в летах, которую Маша уже видела днем. Статная, русоволосая, с естественным румянцем. Красивая.
– Вот ты кобель все же, Гаврилыч, – нараспев произнесла она. – Утром – одна, вечером – другая!
– Извините? – Брови Николая взметнулись вверх и воспарили над очками.
– Я к тебе и так, и эдак… А ты вон что!