— Опять расхваливают каких-то никому не известных художников, как будто нет у нас никого больше! Ты, кажется, была в этом новом городе, вот прочти, полюбуйся! И фамилия какая: Раменов! Как ты думаешь, настоящая или какой-нибудь делец взял себе псевдоним? Какие нахалы всюду! Всюду лезут.
Муж Алисы работает в студии, которая находится на другом конце города, и ему каждый день приходится много времени тратить на поездки. Но он неутомим.
Алиса, делавшая, как всегда, очень долго прическу у зеркала и рассматривавшая себя то с одной щеки, то с другой и подносившая к затылку ручное зеркало, казалось, не слыхала, что говорит муж.
Вдруг она встала и, с удивлением взглянув на него, подошла к дивану. Муж ткнул пальцем в заметку и сунул газету ей в руки. Она прочитала, потом еще раз прочитала внимательно, потом, как бы не веря, перевернула газету, посмотрела число, открыла номер в разворот и стала пробегать новости, стоя полуодетая и небрежная, в несвежем халате, но с тщательно выкрашенными, завитыми и убранными волосами, открывающими и удлиняющими ее полную, короткую шею.
Потом она опять вернулась к заметке на последней странице, прочла и ее, отдала газету и, подняв халат так, что открылись колени, села к зеркалу заканчивать туалет. Она ничего не стала говорить. Отношения ее с мужем не обязывали к этому. Она не желала делиться с ним.
С тех пор как она приехала в Москву, ее отношение к Раменову почти не переменилось, но она все еще не написала о нем. Она понимала, что должна написать, это долг ее… Казалось, не стало времени подумать о Раменове, муж имел отвратительную способность впутывать Алису в свои дела и тянул свои бесконечные разговоры, как резину. Он умел отравлять ее доброе мнение о людях, и делал это артистически, хотя о Раменове между ними не было никаких разговоров.
Как всегда, он быстро втянул ее в свои заботы, объяснил, что совершенно необходимо как можно быстрее написать о том-то и о том-то, что не писать было бы преступлением. И еще ей надо идти куда-то… Хлопотать за того-то… Алиса часто вырывалась из-под его влияния, но часто и подпадала под него.
Раменов просто померк, забылся, он не участвовал в бурной общественной жизни столицы, и Алиса сама понимала, что поступает несправедливо. Раменов стоял как-то особняком, далекий, даже неясный…
Была еще одна причина. Там, в новом городе, Раменов нравился ей. Она желала бы встреч с ним, она была свободна в своем выборе и желаниях. Может быть, она видела его, а не его работы? Чуть-чуть обижена на него? Но здесь нет времени для самоанализа. У Алисы был друг, и, как ей казалось, она умело скрывала это от мужа. Но когда стараешься сделать тайным свой роман, то приходится жить и с тем, от кого все скрываешь.
Алиса была сыта по горло, она не была развращенной женщиной. Просто так получалось…
Не раз она хотела порвать с другом, которого очень любила. Отношения с ним неровные и болезненные. Она очень рада была дальней поездке, а потом и Раменову, и, бывая с ним, никого не помнила, отдыхала. Но здесь, в Москве, все наоборот, начинались снова бесконечные, все те же ссоры с одним и странная, тягучая и неприятная жизнь с другим, с которым лишь иногда бывало интересно, а большей частью приходилось лишь сдерживаться, холодно цедить сквозь зубы что-то и терпеть. Ее друг был красавец мужчина! Так все говорили. Он умел работать. В детстве бывал ленив, темперамент не давал ему покоя, но его отец был жесток и, горячо любя сына, бил его беспощадно, до пятнадцати лет ставил на колени.
Алиса знала, что этот человек — огонь, талантлив как черт! Он был творцом нового, открывателем новых путей, и сама она не раз писала о нем, хотя кино не было ее специальностью.
Он скучал иногда о ней — видимо, привык… Но он удивлялся, как она не понимает, что поздно женщине в тридцать лет хотя и очень талантливой, но все же изрядно потасканной, да еще с такой фигурой, надеяться выйти замуж за льва, перед которым — как он был уверен — вся женская Москва, интеллигентская, мещанская, рабочая, молодежная, какая угодно…
Да, он, кажется, любил Алису, как это ни странно, но просил ее не мешать ему в его семейной жизни и в воспитании детей. И жить со своим собственным мужем.
Теперь она писала о нем книгу.
Алиса вдруг повернулась необычайно быстро при ее полноте, села к мужу лицом, и это было так неожиданно, что он тоже вскочил и сел на диване, словно опасаясь, что она идет его бить. У него белокурые волосы вокруг лысины и голубые глаза навыкате. Он коротконогий, с маленькими жирными руками.
Да, у него были круглые глаза, в которых она знала только два выражения: насмешливо-нахальное и злое. В ласке, за беседой с друзьями, в дни выставок, успеха, похвал в печати лицом его владело первое выражение. Казалось, вокруг него — пигмеи. Он и при малом росте почти на всех смотрел с пренебрежением, сверху вниз. Во время работы — он был дельный и работоспособный человек, — а также когда он погружен в раздумья, или готовился к собранию, или ревновал жену, его лицо принимало выражение хищной птицы. Сейчас был взгляд № 1.
— А знаешь, это талантливый парень на самом деле! Я даже удивляюсь, как его заметили! — воскликнула Алиса, держа в руке губную помаду. — Тебе стоило бы посмотреть его картины когда-нибудь.
Взгляд мужа переменился. Острые глаза его быстро округлились.
— Я совсем забыла о нем! Хорошо, что ты показал мне заметку. У него очень милая интеллигентная жена. — Алиса распахнула халат и стала перестегивать резинку на чулке. Полная нога ее, затянутая шелком, казалась плотной, сильной.