Елена не сводила с него блестевших глаз. Она принялась доказывать, что иного выхода, как уйти из жизни, у нее нет. С существованием лежачей больной она примириться не сумеет.
— Но ведь ты начинаешь опять ходить?
— Это ненадолго. Ноги отекают. Вот посидела, поджав их, — и заломило. — Она действительно уже спустила ноги на пол. — Связала лежа варежки для Николая, свяжу тебе, Арише, а дальше что? Вышивками никогда не занималась и не знаю, можно ли лежа вышивать. В диссертации окончательно разочаровалась, сидеть в библиотеке не могу. Лежать и просто так читать, без отдачи? Это уж очень грустно, Костик! Ты-то должен меня понять. Выходит, куда ни кинь — везде клин.
— А Николай! — воскликнул Костя. — Или ты не понимаешь, какой удар хочешь нанести Николаю? Он-то в чем виноват?
Лицо Елены, и без того бледное, побелело.
— Я не хочу стать ему обузой. Если хочешь знать, уже становлюсь. Чтобы меня повидать, он теперь в Москву должен лететь…
— Да какая же ему обуза тебя увидеть? Он любит тебя!
— А какая радость ему видеть меня такою? Я могла бы жить для Николая, так ведь мы с ним видимся раз в год по обещанию. И все из-за моей хворобы… Нет уж, раз не везет, так не везет.
— Не могу тебя понять! Не для того человек десятки лет живет, учится, работает, чтобы по доброй воле взять да вычеркнуть себя из списка живущих. Ты не имеешь права так поступать! Не забывай, что мы не только себе принадлежим, мы коммунисты.
— Я знала, что ты это скажешь, — отвечала Лена, слегка розовея. — Но именно потому, что я коммунистка, а вернуться к работе не могу… — Она зажмурилась, удерживая слезы. — Пойми, вы с Николаем дело другое. Вы каждый в своей области что-то сделали для партии, у вас не может быть чувства неполноценно прожитой жизни. Ты вон и сейчас повесть пишешь, историков переиздаешь, а я? Что я сделала за свои пятьдесят лет? Жила надеждой, что время еще не упущено, и вот…
— Зачем так говорить? — перебил ее Константин. — Разве ты не работала в партизанском подполье?
— Что за работа? Была простой связной. И когда это было, почти тридцать лет назад.
— Когда бы ни было. И где такой аршин, чтобы измерять след, оставляемый человеком в жизни? Больше, меньше — какое это имеет значение? Честно жила, честно работала: в Наркомпросе, в библиотеках, секретарем правления ИКП со дня его основания, научным сотрудником в институтах, преподавала, — чего тебе еще? Что ты паникуешь?
Лена печально качала головой.
— Ты вправе упрекнуть меня в малодушии, — продолжала она, — только я не трусиха. Мой случай особый… Скажи, — она подняла на него глаза, — тебе было бы меня жалко?
— Жалко?! — чуть не закричал он. — К этому ты хочешь свести мое к тебе отношение? Лена!.. — Он взял ее голову в ладони и поцеловал в лоб. — Дай мне слово, что никогда не сделаешь того, о чем говоришь!
— Успокойся, не сделаю. Теперь не сделаю. Иначе не стала бы тебе рассказывать про люминал. Я не хотела, чтобы ты или Ариша мне помешали. А теперь перерешила.
— Когда «теперь»? Я не совсем понимаю.
— После того как моя первая попытка сорвалась.
— Какая первая попытка?..
ebooksa