Кровавый след

– Что имеет отношение, сон?

Что-то тут не складывалось, но она никак не могла собраться с мыслями.

– Не бери в голову.

Селуччи снял с нее очки, положил рядом со своим пистолетом, потом быстро раздел Вики. Она не сопротивлялась. Она терпеть не могла спать в одежде, и у нее не хватало сил раздеться самой.

– Спокойной ночи, Вики.

– Спокойной ночи, Майк. Не волнуйся, – с трудом выговорила она. – Утром все встанет на свои места.

Он наклонился и натянул простыню ей на плечи.

– Почему-то я в этом сомневаюсь, – тихо сказал он, хотя подозревал, что Вики уже не слышит.

Генри стоял и смотрел в ночь, пытаясь понять свои чувства.

Ревность? Ему подобные учились справляться с ревностью с ранней юности, иначе они не могли бы протянуть долго. «Ты моя!» – это звучит очень драматично, особенно когда играет зловещая музыка и развевается плащ, но в реальной жизни все по-другому. Значит, проблема должна быть в Селуччи.

– Мужчина бросает свою жизнь как вызов, – пробормотал Генри.

Он нисколько не удивился тому, что Стюарт напал на детектива – доминантные самцы легко начинали драку. Постоянное присутствие Генри на ферме, вероятно, только усугубило эту склонность. Хотя Генри в семье вервольфов имел особый статус, все равно Стюарт оставался на взводе, пока вампир был рядом: инстинкты требовали, чтобы один из мужчин подчинился. На альфа-самце лежала ответственность по защите своей стаи, и то, что пришлось обращаться за помощью к чужакам, еще больше выбило Стюарта из колеи. При таком его душевном состоянии и после того, как повел себя Селуччи, драка была неизбежной. С другой стороны, вмешательство Шторма стало полной неожиданностью для всех участников стычки, включая самого Шторма. Наверное, близость Тучи заставила ее близнеца вести себя так иррационально.

Что вернуло мысли Генри к Вики. Он ухмыльнулся. Если бы Селуччи был вервольфом, он бы помочился вокруг нее, заявляя всему миру: «Это мое!» А потом Вики встала бы и вышла из помеченного круга.

– Я к нему не ревную, – сказал он ночи, сознавая, что это почти ложь.

– Можем ли мы любить?

Процесс начался, хотя окончательные изменения еще не произошли.

Кристина повернулась к нему, ее темные глаза были прикрыты веером черных ресниц.

– Ты сомневаешься в этом? – спросила она и бросилась в его объятия.

За прошедшие столетия Генри Фицрой влюблялся полдюжины раз, и каждая его любовь сияла, как маяк, в долгой тьме его жизни.

Неужели это происходит снова?