Удалённый аккаунт

А потом настал день зарплаты — самый нервный день, когда все боялись узнать о том, что сумма заработанного вдвое меньше, чем должна быть. Естественно, всему виной разнообразные штрафы, о получении которых нас никто не предупреждал. Евгений просто вычитал “на свое усмотрение” и любой аргумент против карался увольнением в тот же день.

—

Акылай, — у меня внутри все сжалось, — у тебя в этом месяце плюс десять тысяч за хорошую работу.

И в самом деле, мне на карту пришло 40 тысяч рублей. Получилось неловко, учитывая, что я написала длинный отзыв о компании на сайте по поиску и уже отправила его на модерацию. Несколько раз в тот день я перечитала то, что написала, и, в конце концов, удалила. Моя лояльность стоила десять тысяч рублей. Но недолго, цена выросла после вопроса, который никак не лез у меня из головы.

— А кто ты по национальности? — бесцеремонно поинтересовался Евгений, — а то по тебе не понятно.

— Я не знаю, — честно ответила я.

— Ну как не знаешь? Спроси у родителей.

— Я сирота.

— А, — он глубокомысленно кивнул, будто что-то понимал, — а другие родственники?

— У меня нет.

Коллеги переглядывались, испытывая неловкость от грубой прямолинейности Евгения, но молчали. Я бы тоже побоялась сказать, что продолжая эту тему, он выглядит беспардонной тварью.

— Подкидыш? — я кивнула, уже не глядя на него, ощущая себя униженной, — понятно, вот эти вот, бляди приезжие плодятся и сбрасывают на нас, чтобы за наши налоги такие же вырастали. А гражданство как получила? Просто за то, что тебя выбросили, да? Я понял, — он откинулся назад и его стул издал противный скрип, — это схема такая, чтобы гражданство у русских отнять, да?

— Россия — многонациональная страна, — осторожно напомнила я, — мои родители могли быть из Республики Саха, например.

— В детдомах географии нет, что ли? Они могут быть и из Якутии или Монголии, но приехали-то в Россию.

Мы мельком переглянулись с Пашей, удивленные его выдающимися знаниями о родной стране.

— Я вообще считаю, что Россия — она для русских, все должны жить в своей стране. Эту вашу толерантность придумали идиоты, которые элементарных вещей не понимают. И вам, малолеткам, в ваши пустые головы вкладывают. Ой, как было бы здорово, — он замахал потными ладошками, — если бы все всех уважали и жили в мире радости! Надо соблюдать иерархию, так природой заложено. Вот я — мужчина и альфа, я по праву выше вас и тем более хачей в МОЕЙ, — одутловатый палец устремился к потолку, — стране.

Так ловко он в своем монологе сочетал темы несвязанные между собой, что и перебивать не хотелось. В конце речи Евгений устал, начал спотыкаться о собственные несостыковки и привычно махнул рукой в центр зала, оставшись недопонятым гением.

Я слукавлю, если скажу, что так же легко отмахнулась от его слов. Конечно, я и ранее задумывалась о своем происхождении, но горький опыт научил меня тому, что о некоторых вещах лучше не знать. Были в нашем кругу абсолютных сирот те, кто напоказ не строил догадок о родителях, что выглядело столь же смешно, что и уверенность других в своем благородном происхождении. И я относилась к первой категории. В тайне ото всех у меня даже была жалкая попытка разузнать хоть что-то, но, когда я стащила у дежурного ключи и даже добралась до кабинета, где хранились личные дела, то в своей серо-коричневой папке, сделанной из бумажных отходов, нашла лишь сухие записи, о которых и так знала. Я — подкидыш, как выразился Евгений. Однако, никакой личной информации о милиционере, который якобы меня нашел, не было. Видимо, вывод, что его завали Акай Акаев сделали из придуманного им имени для меня. Я немного расстроилась и о своей выходке рассказала однажды только Арине. Она заменила мне буквально всех и, только встретив ее, я действительно перестала думать о тайне своего рождения вплоть до 23 лет, когда ее потеряла.

Загорелся экран телефона. На фоне картинки с радугой и отпечатками кошачьих лап я прочитала имя, которое надеялась никогда больше не видеть и не слышать. Писал Елисей. В последнем сообщении, которое я ему отправила в ночь аварии, я проклинала его и желала, чтобы он не выжил. Но спустя месяц он был достаточно здоров, чтобы писать мне. По крайней мере, физически. И, полагаю, сильно ударился головой, если решил, что я захочу его видеть после того, что произошло.

Мне пришлось выйти из офиса, ведь даже миниатюра его фотографии пробуждала во мне воспоминания о том дне. Спустившись на первый этаж, я заскочила в туалет и закрылась в кабинке. Слезы капали на дисплей, из-за чего я очень долго писала сухой и категоричный отказ от встречи и в итоге не смогла его отправить прежде, чем Елисей одной лишь фразой смог переубедить меня.