– Не то? – переспросил я. – Это что же, например?
– Честно говоря, я и сам не знаю. Кажется, что бы я ни сказал, все равно это будет не то, что надо.
Я взглянул на Салли: благословенное дитя умудрялось одновременно выглядеть оскорбленным, подавленным и раздражительным – все эти чувства сливались на лице девочки в одну болезненную гримасу.
– Мне не кажется, что ее так уж сложно обидеть, – заметил я. – У девочки, похоже, врожденный дар обижаться.
Девочка окинула меня уничтожающим взглядом и отвернулась.
– Вау! – воскликнул я. – Вот это было просто здорово! Таким взглядом можно мух убивать! Из тебя получился бы отличный инсектицид: ты можешь за один присест уничтожать полчища мух, и к тому же это будет абсолютно экологически безопасно!
Отец девочки засмеялся.
Салли не ответила.
– Так что же, вы действительно все время молчите, когда она рядом?
– Нет, конечно, что-то мне приходится говорить, но я стараюсь сводить свои фразы к минимуму.
– Почему? Потому что вы боитесь сказать что-то не то?
Он кивнул.
Я прекрасно его понимал. Он напоминал мне солдата Первой мировой, который наотрез отказывается вылезать из окопа и продвигаться к немецким позициям по весьма разумной причине: он видит, что всех, кто так делает, косит огонь пулеметов.
– Вы как солдат Первой мировой, который отказывается вылезать из окопа и наступать на врага, весьма обоснованно не желая попасть под огонь немецких пулеметов, – озвучил свою мысль я.
Он рассмеялся.
– Да, возможно, вы правы.
– Ваша единственная ошибка в том, что немцы использовали настоящие пули, а она просто блефует. Она стреляет холостыми, надеясь всех запугать и сбить с толку настолько, что они ничего не заметят.
Салли мрачно взглянула на меня и презрительно фыркнула.
– Видите? – сказал я ее отцу, демонстрируя полное отсутствие крови и размазанных по стулу кишок. – Холостые! Сколько бы она ни прожигала меня взглядом, на мне ни царапины!
– Я никогда не думал об этом с такой стороны, – сказал он.