— Прекрасно, сэр, — отвечал Баярд, бросив острый внимательный взгляд на здоровое румяное лицо старика. Нет, они еще ничего не знают.
— Мы ждем тебя с тех пор, как Рейф прошлой весной тебя в городе встретил. Генри, вели Мэнди поставить еще одну тарелку.
Четыре собаки вошли в комнату следом за ним. Три серьезно смотрели на него горящими глазами, а четвертая, гончая с голубыми отметинами и с выражением царственного величия, подошла и холодным носом ткнулась ему в ладонь.
— Здорово, Генерал! — сказал он, потрепав ей уши, и тогда другие собаки тоже подошли, тыкаясь носами в руки.
— Возьми себе стул, — сказал мистер Маккалем. Он повернул свой стул, и Баярд повиновался. Собаки двинулись за ним, с неуклюжей учтивостью суетясь у него под ногами.
— Я все твоего деда сюда приглашал, — продолжал старик, — да только он либо слишком зазнался, либо ему просто лень с места двинуться. Эй, Генерал! Пошел-ка ты вон. Гони их прочь, Баярд. Генри! — крикнул он. Появился Генри. — Убери этих проклятых собак, пусть дадут спокойно поужинать.
Генри выгнал собак из комнаты. Мистер Маккалем взял с каминной доски длинную сосновую лучину, зажег ее в очаге, закурил трубку, погасил лучину в золе и положил обратно на полку.
— Рейф и Ли сегодня в городе, — сказал он. — Ты мог бы с ними на фургоне приехать. Но на лошади тебе, конечно, больше нравится.
— Да, сэр, — спокойно отвечал Баярд. Значит, они узнают. Некоторое время он смотрел в огонь, медленно потирая руками колени, и перед его холодным мысленным взором в один короткий миг пронеслись последние месяцы его жизни, со всем их безумством и безрассудством; он увидел их сразу во всей их полноте, как будто перед ним мгновенно размотали кинопленку, в конце которой находилось то, о чем его не раз предупреждали и что любой глупец мог бы легко предвидеть сам. Какого черта, допустим, что и мог, но ведь его ли в том вина? Разве он насильно заставлял деда с ним ездить? Разве это он вложил в грудь старику никудышное сердце? И дальше, холодно и четко: Ты боялся вернуться домой. Ты заставил черномазого тайком вывести тебе лошадь. Ты нарочно совершаешь поступки, про которые сам знаешь, что они обречены на неудачу или вообще невозможны, а потом у тебя не хватает смелости отвечать за последствия. Потом в глубоких, бессонных, горьких тайниках его души ярко вспыхнуло сначала обвинение, потом попытка оправдания и снова суровый приговор; кто тут кого пытался обвинить или кому пытался отпустить вину — не знал он толком даже сам: Ты все это наделал! Ты во всем виноват; ты убил Джонни.
Генри подвинул к огню стул, и вскоре старик осторожно вытряхнул себе на ладонь глиняную трубку и вытащил из кармана плисового жилета огромную серебряную луковицу.
— Половина шестого, — проговорил он. — Что, ребята еще не вернулись?
— Они уже здесь, — коротко отозвался Генри, — когда я водил собак, я слышал, что они распрягают.
— Ну, тогда принеси кувшин, — приказал ему отец.
Генри встал и снова вышел; вскоре на крыльце послышались тяжелые шаги, и Баярд, повернувшись на стуле, мрачно уставился на дверь. Дверь отворилась, и в комнате появились Рейф и Ли.
— Вот это здорово, — сказал Рейф, и его худощавое темное лицо просветлело. — Выбрался наконец?
Он пожал Баярду руку; Ли последовал его примеру. Как и у остальных братьев, лицо Ли казалось сумрачной темною маской. Он был не такой коренастый, как Рейф, и самый молчаливый из всех. В глубине его черных беспокойных глаз таилась какая-то безумная печаль. Пожимая Баярду руку, он не сказал ни слова.
Но Баярд следил за Рейфом. Лицо его не выражало ничего — ни холода, ни вопроса. Неужто он был в городе и ничего там не слыхал? Или все это привиделось ему во сне? Но нет, ошибки здесь быть не могло — он ясно помнил не оставляющее сомнений чувство, которое охватило его, когда он прикоснулся к деду, помнил, как тот вдруг осел, словно внутренний стержень гордости и упрямого вызова фамильному року, так долго сохранявший в нем непреклонную твердость и силу, внезапно подался и наконец отпустил на покой его несгибаемый костяк.
— Вы в транспортной конторе были? — спросил мистер Маккалем.
— Мы так и не добрались до города, — отвечал Рейф. — Как раз перед самым Верноном у нас сломалась ось. Пришлось распрягать, ехать верхом в Вернон и там ее чинить. Добираться до города было уже поздно. Купили все, что надо, и вернулись домой.
— Ну и ладно. Поедете на будущей неделе, перед рождеством, — сказал старик.