Собрание сочинений в 9 тт. Том 2

22
18
20
22
24
26
28
30

— Конечно, — говорит, и засмеялась вдруг, и в то же время старается сдержать смех. — Конечно. Мне терять нечего, — говорит, и хохочет, и руки ко рту поднесла. — Н-не-н-не-чего…

— Ну-ка, — говорю, — прекрати шум.

— Се-сейчас, — говорит, зажимая себе рот руками. — О господи. О господи.

— Я пошел, — говорю. — Не хватает еще, чтобы увидели меня с тобой. А ты уезжай сейчас же, слышишь?

— Подожди, — говорит и за руку схватила. — Я уже перестала. Не буду больше. Так обещаешь, Джейсон? — говорит и глазами прямо жжет мне лицо. — Обещаешь? Если у нее нужда в чем будет… Те чеки, что я маме… Если я тебе еще вдобавок к ним присылать стану, будешь ей сам покупать? Не скажешь матери? Будешь заботиться, чтобы у нее все, как у других девочек, было?

— Разумеется, — говорю. — Если ты будешь делать все, как я скажу, и не строить каверз.

Тут Эрл выходит из задней комнаты в шляпе своей и говорит мне:

— Я пошел в закусочную Роджерса, перехвачу чего-нибудь. Домой идти обедать у нас, пожалуй, времени сегодня не будет.

— Это почему же? — говорю.

— Да из-за артистов этих, — говорит. — Сегодня они и дневное представление дают, и народ, который понаехал, захочет до начала покончить со всеми покупками. Так что давай обойдемся сегодня закусочной

— Что ж, — говорю — Желаете себе отравлять желудок, в раба своей торговли обращаться — дело ваше личное

— Уж ты-то, я вижу, не собираешься быть рабом торговли, — говорит.

— Не собираюсь, кроме как под вывеской «Джейсон Компсон», — говорю.

Так что когда я пошел в заднюю комнату и вскрыл конверт, то удивило меня одно только — что там не чек, а почтовый перевод. Это уж так. Им верить нельзя ни одной. На такой риск идти приходится, родной матери лгать, чтобы не узнала, что она ездит сюда ежегодно, а то и по два раза в год. И после всего — вот тебе благодарность С нее станется и на почту написать, чтоб не выдавали никому, кроме Квентины Подростку-девчонке хлоп пятьдесят долларов Да я пятьдесят долларов в руках не держал до двадцати одного года Все парни с обеда гуляют, а в субботу — весь день, а я в магазине гни спину. Что я и говорю: как может кто-нибудь с ней справиться, если она ей за спиной у нас шлет деньги. Дом, говорю, у нее тот же самый, в котором ты росла, и воспитание даем не хуже А о нуждах ее, я считаю, матери нашей лучше знать, чем тебе, бездомной. «Желаешь давать ей деньги, — говорю, — так матушке их посылай, а не ей в руки. Если уж я на такой риск иду чуть не ежеквартально, то делай как велят, иначе скажу матушке».

А кстати, время заняться тем чеком, потому что если Эрл думает, что я побегу к Роджерсу, чтоб на его счет наглотаться несварения желудка на несчастный четвертак, то он крепко ошибается. Пускай я не сижу, задрав ноги на стол красного дерева, но мне здесь платят за то, что я за прилавком делаю, а не обедаю где И если мне и за пределами этого сарая не дадут жить по культурному, то я могу найти другое место. Я на собственных ногах привык стоять, мне их не надо упирать ни в какие чужие столы красного дерева. Но только достану из пиджака, как приходится бросать все и бежать отпускать вахлакам гвоздей на десять центов и тому подобное, а Эрл уже сжевал, наверно, бутербродик и, того гляди, сейчас назад вернется И вдруг вижу: бланков нет, кончились. Тут-то я вспомнил, что собирался раздобыть еще, но поздновато хватился. В это время на тебе — Квентина входит. Со двора. Хорошо, я услыхал, как она у Джоба спрашивала, где я. Еле успел сунуть все в стол и задвинуть ящик.

Подходит к столу. Я на часы глянул.

— Уже отобедала? — говорю. — Двенадцать всего, сейчас только било. Ты по воздуху, видно, слетала домой и обратно.

— Я не пойду домой обедать, — говорит. — Письма мне не было сегодня?

— А ты разве ждешь от кого? — говорю. — Среди твоих дружков завелись и грамотные даже?

— От мамы жду, — говорит — Есть мне письмо от мамы? — спрашивает и на меня смотрит.