— Он чует, — говорит Ти-Пи. — И у тебя, значит, тоже на это чутье?
Сходим с крыльца по ступенькам, где наши тени.
— Забыл надеть тебе куртку, — говорит Ти-Пи. — А надо бы. Но назад вертаться не стану.
Дэн воет.
— Замолчи, — говорит Ти-Пи. Наши тени идут, а у Дэна ни с места, только воет, когда Дэн воет.
— Размычался, — говорит Ти-Пи. — Как же тебя к нам вести. Раньше хоть этого баса жабьего у тебя не было. Идем.
Идем кирпичной дорожкой, и тени наши тоже. От сарая пахнет свиньями. Около стоит корова, жует на нас. Дэн воет.
— Ты весь город на ноги подымешь своим ревом, — говорит Ти-Пи. — Перестань.
У ручья пасется Фэнси. Подходим, на воде блестит луна.
— Ну нет, — говорит Ти-Пи. — Тут слишком близко. Еще дальше отойдем. Пошли. Ну и косолапый — чуть не по пояс в росе. Идем.
Дэн воет.
Трава шумит, и ров открылся в траве. Из черных лоз круглятся кости.
— Ну вот, — сказал Ти-Пи. — Теперь ори сколько влезет. Вся ночь твоя и двадцать акров луга.
Ти-Пи лег во рву, а я сел, смотрю на кости, где сарычи клевали Нэнси и взлетали из рва тяжело и темно.
— Что ж, по-твоему, и бабушку разденут сарычи? — сказала Кэдди. — Глупости какие.
— Ты бяка, — сказал Джейсон. Заплакал.
— Глупая ты, — сказала Кэдди. Джейсон плачет. Руки в карманах.
— Джейсону богатым быть, — сказал Верш. — Все время за денежки держится.
Джейсон плачет.