— Будет держать ее, — говорю я.
— Да, — говорит Кеш. — Спасибо.
Потом мы все оборачиваемся на повозке и смотрим на него. Он подходит по дороге сзади — спина деревянная, лицо деревянное, движутся только ноги. Подходит без единого слова, — светлые глаза тверды, длинное лицо угрюмо, — и лезет в повозку.
— Тут холм, — говорит папа. — Придется вам вылезти и пешком пройти.
ВАРДАМАН
Дарл, Джул, Дюи Дэлл и я поднимаемся на холм за повозкой. Джул вернулся. Он пришел по дороге и влез в повозку. Он шел пешком. У Джула больше нет коня. Джул — мой брат. Кеш — мой брат. Кеш сломал ногу. Мы залепили Кешу ногу, чтобы не болела. Кеш — мой брат. Джул тоже брат, но у него нога целая.
Теперь их пять в вышине, высокими черными кружками.
— Дарл, а где они ночью бывают? — спрашиваю я. — Когда мы ночуем в сарае, где они бывают?
Холм уходит в небо. Потом солнце показывается из-за холма, а мулы, повозка и папа идут по солнцу. На них нельзя смотреть, медленно идут по солнцу. В Джефферсоне он красный на рельсах, за стеклом. Рельсы блестят и бегут кругом, кругом. Дюи Дэлл говорила.
Ночью я узнаю, где они бывают, когда мы в сарае.
ДАРЛ
— Джул, — говорю я, — ты чей сын?
Ветер потянул от сарая, поэтому мы поставили ее под яблоней, где луна рисует кружевную тень листвы на длинных спящих стенках, а за стенками она иногда разговаривает — невнятным тихим журчанием, таинственным бульканьем. Я позвал Вардамана послушать. Когда мы подошли, с него соскочила кошка с серебряным глазом и серебряным когтем и шмыгнула в тень.
— Твоя мать была лошадью, Джул, а кто был твой отец?
— Врешь, паскуда.
— Не обзывай меня.
— Врешь, паскуда.
— Не обзывай меня, Джул. — Под высокой луной глаза его похожи на клочки белой бумаги, прилепленные к продолговатой дыне.
После ужина Кеш начал потихоньку потеть.
— Немного горячая, чувствую, — он сказал. — Видно, потому, что солнце весь день на нее светило.
ebooksa