— Поженят? С твоей сес… Понимаю. Но почем ты знаешь — возможно, я женат?
Руки Юла сомкнулись на горле, затрясли Видаля.
— Прекрати, — сказал Видаль.
— Скажите только, что женаты, и я вас убью, — проговорил Юл.
— Нет, — сказал Видаль. — Я не женат.
— И не хотите подняться к ней?
— Нет. Я ее только один раз и видел. И вряд ли даже узнаю, встретив вторично.
— Она другое говорит. Не верю вам. Вы лжете.
— Нет, — сказал Видаль.
— Это потому, что вы боитесь?
— Да. Боюсь.
— Вэтча?
— Не Вэтча. Просто боюсь. Везенье мое, пожалуй, кончилось. Я знаю, слишком долго оно длилось. И я боюсь — а вдруг обнаружится, что я забыл, как надо действовать в боязни. И я не могу идти на этот риск — а вдруг окажется, что я потерял ощущение реальности. Вот Джубал — дело другое. Он верит, что я по-прежнему принадлежу ему; знать не хочет, что меня уже освободили. И слушать даже меня не захочет. Ему-то незачем тревожиться об ощущении реальности.
— Мы бы работали. Пусть она не такая нарядная, как ваши миссисипские, что все время в туфлях ходят. Но мы бы выучились. Мы бы вас не посрамили перед ними.
— Нет, — сказал Видаль. — Не могу.
— Тогда уезжайте. Сейчас.
— А как? Ты же видишь, он не усидит, свалится с седла.
Юл не ответил, и мгновение спустя — хотя и не расслышав шагов — Видаль почти физически ощутил, что паренек напрягся, замер и, подобравшись, не дыша, смотрит теперь на лестницу.
— Кто это там? — спросил шепотом Видаль.
— Отец.