— Не знаю, — отвечал дядя Гэвин. — Вы уверены, что старик Притчел…
— Я же вам сказал, что сегодня утром его видели и разговаривали с ним сквозь полуоткрытую дверь. А Брайан Юэлл наверняка и сейчас сидит на стуле, подпирая эту самую дверь, — пусть только посмеет не сидеть! Я позвоню вам, если что-нибудь узнаю. Но я уже сказал вам, что ровно ничего я больше не узнаю.
Он позвонил через час. Он только что разговаривал со своим помощником. Тот обыскал дом Флинта и сообщил всего лишь, что Флинт побывал там ночью — черный ход открыт, на полу валяются осколки керосиновой лампы, которую Флинт, очевидно, уронил, когда возился в темноте, потому что за большим, в спешке перерытым сундуком помощник нашел скрученную жгутом бумажку — Флинт, наверно, зажигал ее, когда рылся в сундуке, — клочок бумаги, оторванный от анонса…
— От чего? — спросил дядя Гэвин.
— Вот и я тоже спросил, — отвечал шериф. — А Бен и говорит: «Если тебе не нравится, как я читаю, пришли сюда кого-нибудь другого. Это клочок бумаги, оторванный скорее всего от уголка анонса, потому что на нем написано по-английски, даже я прочесть могу», а я ему говорю: «Скажи мне точно, что у тебя в руке». И он сказал. Это, говорит, страница из журнала или из газетки под названием «Анонс»[96]. Там еще какие-то слова напечатаны, да только Бену их никак было не разобрать — он потерял очки в лесу, когда окружал дом, чтобы поймать Флинта, чем бы он там ни занимался — может, завтрак сам себе готовил. Вы знаете, что это такое?
— Да, — сказал дядя Гэвин.
— Вы знаете, что все это значит и почему оно там было?
— Да, — ответил дядя Гэвин. — Но зачем?
— Не могу вам сказать. И сам он никогда не скажет. Потому что он ушел, Гэвин. Конечно, мы его поймаем, то есть кто-нибудь его поймает, где-нибудь, когда-нибудь. Но только не здесь и не за это. Выходит, эта несчастная безобидная придурковатая баба не стоила даже того, чтобы за нее отомстила та самая справедливость, которую вы ставите выше истины.
Казалось, на том дело и кончилось. В тот же день миссис Флинт похоронили. Старик продолжал сидеть взаперти у себя в комнате, он даже не вышел, когда все уехали с гробом на кладбище, а в доме остался один только помощник шерифа, подпиравший своим стулом запертую дверь, да две соседки, которые сварили старому Притчелу горячий обед и в конце концов уговорили его приоткрыть дверь, чтобы взять у них поднос с едой. Он поблагодарил их, ворчливо и угрюмо, за все, что они для него сделали в последние сутки. Одну из женщин это так тронуло, что она предложила назавтра вернуться и снова сварить ему обед, но тут старика вновь обуяла вспыльчивость и грубость, и добрая женщина даже пожалела о своем предложении, когда из-за приотворенной двери раздался хриплый скрипучий стариковский голос: «Не нужна мне никакая помощь. У меня все равно уже два года как нет дочки», после чего у них под носом захлопнулась дверь и щелкнул замок.
Затем обе женщины ушли, и только помощник шерифа остался сидеть на стуле у дверей. Он возвратился в город на следующее утро и рассказал, как старик внезапно распахнул дверь, и не успел задремавший помощник отскочить, как тот ногой выбил из-под него стул и со страшной руганью велел убираться вон, а когда он (помощник шерифа) чуть позже выглянул из-за угла сарая, из кухонного окна сверкнул выстрел, и заряд дроби, предназначенный для белок, угодил в стену в каком-нибудь ярде от его головы. Шериф и об этом сообщил дяде Гэвину по телефону:
— Итак, он снова там один. А раз он сам того желает, я н. е против. Мне его, конечно, жалко. Мне жалко любого, кому приходится жить на свете с таким характером. Старый, одинокий, да еще такая беда с ним стряслась. Все равно как если б тебя унесло ураганом, повертело, да и зашвырнуло назад на то же самое место, и ни тебе пользы, ни удовольствия, словно ты и вовсе нигде не побывал. Что я вам вчера насчет меча говорил?
— Не помню, — сказал дядя Гэвин. — Вы много чего вчера говорили.
— И много чего оказалось правильным. Я сказал, что вчера все кончилось. И так оно и есть. Этот тип когда-нибудь снова попадется, но это будет не у нас.
Но не только это было странно. Казалось, будто Флинта никогда вообще здесь не было — ни следа, ни царапины на стене той камеры, в которой он сидел. Жалкая горсточка людей — они сочувствовали, но не горевали — разошлась, покинула свежую могилу женщины, которая в лучшем случае ничем не затронула нашу жизнь, которую кое-кто из нас знал, хотя никогда ее не видел, а кое-кто видел, но никогда не знал… Бездетный старик, которого большинство из нас вообще никогда не видело, опять один в доме, где, по его же собственным словам, все равно уже два года не бывало детей…
— Словно ничего этого вовсе и не произошло, — сказал дядя Гэвин. — Триумвират — убийца, жертва и безутешный отец — не три живых человека из плоти и крови, а всего лишь иллюзия, театр теней на простыне; это не мужчины и не женщины, они не молоды и не стары, они всего лишь три ярлыка, которые отбрасывают две тени по одной-единственной простой причине — для того чтоб постулировать существование несправедливости и горя, требуются минимум двое. Да. Они никогда не отбрасывали более двух теней, хотя носили три ярлыка, три имени. Словно лишь благодаря своей смерти эта несчастная женщина материализовалась и обрела реальность настолько, чтобы отбрасывать тень.
— Однако кто-то ее убил, — сказал я.
— Да, — согласился дядя Гэвин. — Кто-то ее убил.
Этот разговор происходил в полдень. А часов в пять пополудни я подошел к телефону. Звонил шериф.
— Твой дядя дома? — спросил он. — Скажи, чтоб он подождал. Я сейчас приеду.
ebooksa