— Да, — сказал он. — Все так и было. Что говорить, не повезло, да еще таким манером, что заранее и не рассчитаешь. Это ж чистый случай, что он пришел в понедельник туда, где увидел ее, и ему в голову ударило, будто хватит и того, что у него бляха и пистолет, привык, что в этих местах ему ничего другого и не нужно. А на этот раз вышло, что мало бляхи и пистолета, и он стал прикидывать и так и этак, и тут подвернулся Громобой, и на Громобоя была вся наша надежда, чтобы выиграть скачки, и вернуть хозяйский автомобиль, и, может, самим вернуться домой…
— Нет! — сказал я. — Это была не она. Ее даже и нет здесь. Она вчера вечером уехала с Сэмом в Мемфис. Тебе просто не сказали. Была какая-то другая, не она!
— Нет, — сказал Нед, — она самая. Ты же своими глазами все видел в понедельник.
Да, и днем в дрожках на пути назад видел, и у доктора, и вечером, в гостинице, пока мисс Реба не припугнула его, не заставила, как думали мы или по крайней мере я, убраться восвояси. Но и мисс Реба все-таки только женщина. Я сказал:
— Почему ей никто не помог? Какой-нибудь взрослый мужчина, ну, тот, который забрал тебя с Громобоем, а Сэму и Бутчу сказал, пусть они хоть кто в Мемфисе, или Нэшвилле, или Хардуике, но здесь, в Пассеме, он один… — Я сказал, крикнул: — Не верю!
— Да, — сказал Нед. — Это она откупила Громобоя, чтобы можно было его выпустить сегодня. Я не о себе говорю, и не о Буне, и не об остальных. Бутч на нас плевать хотел, разве что не прочь был убрать Буна с дороги до утра. Бутчу только Громобой и требовался, но пришлось припутать и меня, и Буна, и всех гуртом, иначе мистер Полимас ему бы не поверил. Потому что Бутч и его обманул, и его обвел вокруг пальца, а потом нынче утром что-то случилось — может, он уже получил свою плату, ну, и сказал, что, мол, вышла ошибка, конь не тот, а может, к тому времени уже и сам мистер Полимас сложил один и один, и учуял дохлую мышь, и всех выпустил, но не успел опомниться, как Бун пошел и отлупцевал эту девушку и сразу вернулся и голыми руками чуть не прикончил Бутча, не посмотрел на пистолет и прочее, и тут мистер Полимас учуял уже целую дохлую крысу. И пускай мистер Полимас ростом не вышел и старик к тому же, он мужчина что надо. Мне тут говорили, его жену в прошлом году хватил удар, она обезножела и обезручела, а дети все женаты и замужем, разъехались кто куда, так он ее и кормит, и моет, и каждое утро поднимает с постели, и каждый вечер укладывает в постель, и стряпает вдобавок, и порядок в доме наводит, разве что придет какая-нибудь соседка и поможет. Но по его виду и повадке ни за что этого не скажешь. Он пришел туда — сам я там не был, но мне говорили, — и увидел, что не то двое, не то трое держат Буна, а еще один старается не дать этому Бутчу избить Буна пистолетом, и тогда прямиком подошел к Бутчу и выхватил у него пистолет, а потом стал на цыпочки и сорвал бляху, а с ней и половину рубахи вырвал, и дал по телефону звонок в Хардуик, чтобы прислали машину и забрали всех в тюрьму, женщин тоже. Когда женщины, это называется бляжничество.
— Бродяжничество, — сказал дядюшка Паршем.
— А я что говорю? — сказал Нед. — В общем, зовите как хотите, а я называю — каталажка.
— Не верю, — сказал я. — Она это бросила.
— Значит, скажем ей «премного благодарны», что снова начала, — сказал Нед. — Не то я, и ты, и Громобой…
— Она это бросила, — сказал я. — Обещала мне, что бросит.
— Так почему нам вернули Громобоя? — сказал Нед. — Почему у нас теперь одно дело осталось — выпустить его на скачки? Не обещал разве мистер Сэм вернуться сегодня, а уж он-то знает, как быть дальше, и тогда я, и ты, и Бун уже почитай что дома.
Я продолжал сидеть. Было еще рано. То есть было всего еще восемь утра. День обещал быть жарким — первый по-настоящему жаркий день, предвестник лета. Понимаешь, просто повторять
— Мне надо в город, — сказал я дядюшке Паршему. — Если вы позволите мне взять одного мула, я, как вернусь домой, сразу вышлю вам деньги. — Он тут же встал.
— Пойдем, — сказал он.
— А зачем? — сказал Нед. — Все равно уже поздно, мистер Полимас послал за машиной. Они уже все равно уехали.
— Он поедет им наперерез, — сказал дядюшка Паршем. — Отсюда до дороги, которой они поедут, меньше чем полмили.
— Мне надо хоть немного поспать, — сказал Нед.
— Знаю, — сказал дядюшка Паршем. — Я сам с ним поеду. Еще вчера сказал, что поеду.
— Я пока что домой не собираюсь, — сказал я. — Мне просто надо на минутку в город. Потом сразу вернусь.