Юджин лежал на больничной койке, уставившись открытыми, но безжизненными глазами в потолок. Эстер постучала по стене. Выйдя из позы трупа, он посмотрел на нее.
Юджину Солару было семнадцать лет, когда он умер. В те же семнадцать лет бригада скорой помощи против воли Юджина вырвала его из лап Жнеца – дважды.
– Привет, неудачница, – прохрипел он.
Питер успел как раз вовремя. В нужный момент. Вопреки трем сердечным приступам и страху, настолько огромному и ужасному, что на целых шесть лет запер его под землей, их отец, наполовину парализованный, взобрался вверх по ступеням подвала и добрался до ванной комнаты ровно в тот миг, когда требовалось спасти единственного сына. Еще тридцать секунд, сказали в скорой помощи. Еще тридцать секунд, и они не смогли бы вернуть Юджина с того света.
– По всей видимости, это тебе не везет в смерти, – сказала Эстер. – В кои-то веки у тебя что-то не получается.
– Ну уж нет. Ты разве не слышала? Я умер
– Наши родители вечно оказываются не к месту. Когда они тебе нужны, их нет рядом, но стоит только совершить самоубийство…
– Как они вмешиваются и все портят. Блин, ну что за хрень.
– Папа действительно вышел из подвала?
– Ага. И я не могу объяснить, как. Я вел себя тихо…
– Выходит, все это время было достаточно совершить попытку суицида.
– Теперь, если ты пристратишься к метамфетамину, мы точно снова объединим нашу семью.
Эстер рассмеялась, но ее смех быстро перешел в сдавленные рыдания. Она не понимала, как могла еще плакать, когда внутри уже ничего не осталось. Она села на край кровати и взяла в свои ладони его забинтованную руку.
– Не оставляй меня, – прошептала она. – Не оставляй меня здесь, с ними.
Эстер хотела донести до брата, что он – солнце. Яркое, палящее, ослепительное; без его тепла, без силы его притяжения, ставшей для нее ориентиром, она – ничто. Как жаль, что между ними не существовало телепатической связи близнецов, а потому она не могла вложить в его голову нужные образы и заставить его увидеть. Он для нее – все.
После минутного молчания Юджин, накручивая на пальцы кончики ее волос, сказал:
– Я не могу остаться, Эстер.
Она расплакалась еще сильнее, поскольку понимала значение его слов. Они подразумевали не
– Станет лучше, – проговорила она сквозь слезы. – Обещаю тебе, станет лучше. Ты не будешь все время бояться.
– Не будь глупой, Эстер. Ты ведь не такая. Я больше не хочу так жить.