Пелагия и белый бульдог

22
18
20
22
24
26
28
30

— Злоумышленница?! — ахнул Ширяев. — То есть вы, сестра, хотите сказать, что убийца женского пола?

Все заговорили разом, а Митрофаний взглянул на Пелагию с некоторым сомнением и, кажется, уже пожалел, что уполномочил ее на разоблачения.

— Так это все-таки англичанка? — вконец запутался граф.

Наина Георгиевна с вызовом вскинула точеный подбородок.

— Нет, вам же было сказано, что нет. Намек очевиден. Кроме мисс Ригли, здесь только одна женщина — я.

— А Татьяна Зотовна тебе не женщина? — оскорбился Петр Георгиевич за честь своей Дульсинеи, но сразу же понял, что заступничество не вполне удачно, и смешался. — Ах, простите, Таня, я совсем не в том смысле…

Опомнившись, он подскочил к инокине сердитым петушком:

— Что за бред! Кликушество! С чего вы взяли, что это женщина? Откровение вам, что ли, было?

Тихон Иеремеевич, видимо, всё еще не простивший Пелагии ссылки во флигель, привел уместное высказывание:

— Уста глупых изрыгают глупость.

И оглянулся за поддержкой на своего хозяина, однако Бубенцов на него даже не взглянул, а вот на монахиню смотрел уже не так, как раньше, но с явным интересом. Чудно вел себя нынче Владимир Львович: обыкновенно в обществе соловьем разливался и не терпел, чтобы кому-то другому внимали, а тут за весь вечер ни разу рта не раскрыл.

— Откровения не было, — спокойно ответила Пелагия, — да и ни к чему оно, когда довольно обычного человеческого разума. Как рассвело, наведалась я туда, где вчера Закусая убили. Земля там вокруг вся истоптанная, кто-то ходил вокруг того места, и довольно долго. Возле ямки, что от камня осталась — след правой ноги глубже, как если бы кто-то оперся на нее, нагибаясь. И еще один, точно такой же, там, где убийца склонился, чтобы ударить щенка по голове. Башмачок дамский, на каблуке. Обувь на каблуке в доме носят только двое — мисс Ригли и Наина Георгиевна. — Пелагия достала из поясной сумки листок бумаги с обведенным контуром подошвы. — Вот этот след, длина стопы девять с половиной дюймов. Можно приложить, чтобы удостовериться.

— У меня нога не девять с половиной дюймов, а одиннадцать, — испуганно заявила мисс Ригли, уже во второй раз за вечер попав под подозрение. — Вот, господа, смотрите.

В подтверждение англичанка высоко задрала ногу в шнурованном ботинке, но никто смотреть не стал — все бросились оттаскивать Наину Георгиевну от сестры Пелагии.

Экзальтированная девица кричала, тряся монахиню за ворот:

— Вынюхала, высмотрела, черная мышка! Да, я это сделала, я! А зачем, никого не касается!

Очки полетели на пол, затрещала ткань, а когда Наину Георгиевну наконец отцепили, на щеке у инокини сочилась кровью изрядная царапина.

Вот когда начался вопль содомский и гоморрский, предвиденный Пелагией.

Петр Георгиевич неуверенно засмеялся:

— Нет, Наиночка, нет. Зачем ты на себя наговариваешь? Снова оригинальничаешь?