Семь ступеней в полной темноте

– Мне стоило подумать дважды прежде, чем что-то делать. Но, уже ничего не поправить. Прости… клянусь, я больше никогда не сделаю тебе больно.

– Ладно, – улыбнулась могучая Аделина и потрепала кузнеца по голове, – Не нужно давать такие серьезные клятвы. И потом, грань между болью и удовольствием едва различима.

Когда плечи и лицо Аделины вновь порозовели, и она окончательно взяла себя в руки, они расстались. Вечером того же дня, Арон все рассказал Сольвейг. Она, конечно, удивилась, но восприняла новости спокойно. Продолжая кормить малыша грудью, она внимательно выслушала рассказ Арона. И посоветовала ему самому успокоиться.

Какое-то время они просто молчали, наблюдая за тем, как сладко засыпает их дитя. Осторожно забрав его у Сольвейг, Арон уложил сына в ясли так, чтобы тусклый свет не попадал ему в глаза. Потом, пристроив голову на колени своей бестии, он наконец, вытянулся во весь рост.

– Так значит… осталась только Далия? – уточнила Сольвейг.

– Да. Но, похоже, я все испортил своими фокусами.

– А что ты хотел сделать?

– Не знаю. Облегчить боль….

– Получилось?

Арон пожал плечами.

– Хочешь, я поговорю с ней? Я бываю очень убедительна, когда нужно.

– Нет! – вздрогнул Арон. – Не стоит. Аделина сама поговорит с ней.

– Я пошутила, – призналась Сольвейг.

– Не смешно… – буркнул Арон.

– А как тебе вообще мои сестры?

– В каком смысле? – не понял он вопроса.

– Во всех смыслах, дорогой, – нарочито мягко пояснила она.

– Да как сказать? Каждая из них по-своему хороша, – уклончиво ответил он.

– А кто понравился больше? – не унималась она.

Арон задрал голову и всмотрелся в ее лицо. Но в нем не было ни упрека, ни сарказма, ни насмешки. Только легкая ироничная улыбка на губах.