Движимая чистым любопытством, совершенно позабыв о приличиях и всем прочем, я шагнула в комнату. Одно из окон действительно было открыто, но мои глаза видели только карту. Она была невероятно детально прорисована. Даже в Музее Зеннона не нашлось такой.
Я замерла, завороженная тем, как художник изобразил Серру. Я словно парила, как птица, над ее голубыми реками и озерами, зелеными лесами и холмами, беловатыми Серебристыми горами, темно-зелеными низинами, цветными узорами городов, темно-синими морями Сестер, серо-зеленым поясом островов и за ним – черными волнами Штормовых морей.
– Что ты здесь делаешь?
Я вскрикнула и прижала руку к груди. В дверном проеме, нахмурившись, стоял Кинн.
Мое сердце колотилось как бешеное, и я едва вымолвила:
– Дверь открылась от сквозняка… Я увидела карту, не смогла удержаться. Никогда такой не видела…
Кинн не сводил с меня настороженного взгляда:
– Это моя карта. И моя комната.
– Твоя… – Я оглянулась, увидела на двери гардероба школьную форму Кинна, стол, заваленный учебниками, кровать в нише – и отчаянно покраснела. От стыда мне захотелось провалиться сквозь землю или хотя бы на первый этаж, но Кинн преградил выход и, кажется, не собирался приходить на помощь в этом мучительном положении.
Не в силах смотреть на него, я повернулась к карте и затараторила, что было мне совершенно не свойственно:
– Это изумительная карта! Мне казалось, я уже их все изучила – и в Музее, и дома, и в школе, – но такой точно никогда не видела. Откуда она у тебя?
Кинн наконец соизволил подойти ближе.
– Ее нарисовал мой отец.
В его тихом голосе я услышала нотки и гордости, и печали. Настоящий голос Кинна – я затаила дыхание, боясь спугнуть это мгновение.
Он больше ничего не добавил, и я решилась:
– Это потрясающая карта, живая… Столько деталей… Видно, с какой любовью ее рисовали.
Кинн вздохнул и сказал:
– Отец был настоящим альвионцем, любил путешествовать. Везде побывал. Однажды он так увлекся изучением береговой линии Южных островов, что его едва не унесло в Штормовые моря. Потом он всем рассказывал, что это были происки немор.
Его голос потеплел, в нем зазвучала улыбка. А меня внезапно осенило:
– Ронс Террен… путешественник и картограф… Так ты его сын? Почему же ты в школе не сказал, что вы родственники?