Повести и рассказы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Без хлеба какая еда, — возразил старик. — Ты постой, я схожу… — И он заковылял к шалашу.

Когда старик вылез из шалаша с ломтем хлеба в руке, следом за ним вышел, потягиваясь, стройный парень лет семнадцати.

— Мой старший внук и помощник, Воронов Федор Иванович, — представил старик. — А третий, тот спать у нас мастер, того не скоро разбудишь. А вы кто же будете?

Я назвался.

— Так, — сказал старик. — Значит, про целину написать. Хорошее дело. А я, стало быть, тоже Воронов, Павел Антонович.

Мы помолчали.

— Тихо тут у вас, — сказал я наконец.

— Да ведь как сказать — тихо… — возразил старик.

— У нас, я так думаю, — перебил Федор, — тихих мест совсем не осталось. Уж на что тут была тишина, а поедете, сами увидите, какой звон по степи идет… Как раз к уборке поспеете.

— Да нет, — сказал я, — я не про то. У вас-то тут тишина какая.

— Опять как сказать, — не согласился старик. — С весны, правда, было тут спокойно. Гурты другой раз переправим, случайный какой обоз. По три дня, бывало, стояли. А сейчас дожди… Мост наверху сорвало, понтоны разнесло. Когда еще их соберут, а хлеб на целине не ждет. Вот и тянутся все через нас. Тут другой переправы на сто верст нет.

— Не скучаете, значит?

— Где скучать! Это нынче вот так что-то, а то и днем и ночью как челнок. Другой раз и не поспишь. Да вон, легки на помине, едут. С запада… Слышь, Федя?

— Точно, — сказал Федор, прислушавшись.

Прислушался и я, но в степной тишине ничего не расслышал.

— Ты, Федор, давай Леньку буди да факелы готовь. Похоже, колонна, — сказал старик и, обернувшись ко мне, добавил: — Вот вам и оказия. Сейчас поглядите, как мы тут скучаем.

Федя забрался в шалаш. Минуту спустя он вернулся к костру вместе с мальчиком лет девяти. Спросонья тот тер кулаками глаза и переминался с ноги на ногу.

— Вот теперь вся моя команда в сборе, — сказал Павел Антонович. — Это младший мой внук. Тоже Воронов. Звать Ленькой. Однако уже пионер… Ты давай-ка, Ленька, лодки отчаль да к берегу переставишь. Да глянь, нет ли воды в трюме. А ты, Федор, фонарь зажигай, да будем канаты набивать.

И сразу все ожило на переправе: с треском разгорелся камыш в костре, запылали два ярких факела у спуска, застучали, заплескали весла, фонарь «летучая мышь» яркой звездочкой поднялся к вершине короткой мачты.

Потом все вместе мы навалились на рукоятки ворота, врытого в землю, и пошли по кругу. Ворот заскрипел жалобным скрипом. Тяжелый стальной канат змеей пополз из темноты, виток за витком ложась на толстую колонну барабана, и вдруг, с шумом прорезав реку, взметнулся и закачался снизу вверх, рассыпая звонкие брызги. Потом натянули другой, тоненький ходовой трос, а когда все опять умолкло, в наступившей тишине стало слышно что-то вроде далекого-далекого грома. И словно отсветы заблистали где-то над степью. Гром нарастал, приближался. Потом нетерпеливый, требовательный сигнал прозвучал совсем близко, откликнулся другой…