Михаил Михайлович пробежал глазами телеграмму, сунул ее в карман и, взяв медный рупор, крикнул на мачту:
— Кнут Иванович! Слезайте. Завтрак стынет. А «Крестьянка» без нас обойдется. Давайте быстренько!
Кнут Иванович шариком выкатился из бочки, шариком покатился вниз по трапу… Вдруг он остановился, показал рукой куда-то направо и громко крикнул:
— Михаил Михалыч, кит!
И, пока мы всматривались в горизонт, стараясь разглядеть фонтан, замеченный гарпунером, тот уже спустился с мачты и, захлебываясь от волнения, уговаривал капитана:
— У нас шестьдесят три кита, Михаил Михалыч, пусть это будет наш шестьдесят четвертый. Я хочу сделать свой маленький подарок к вашему большому празднику.
Возражать тут, понятно, было нечего.
— Держать на фонтан! — приказал капитан рулевому, а сам вместе с гарпунером спустился в кают-компанию. Наскоро проглотив завтрак, капитан снова поднялся на мостик, а Кнут Иванович пошел к пушке, укрепленной на самом носу судна. Он снял чехол, осмотрел пушку и стал заряжать ее.
Сперва он прочистил ствол тугим банником, похожим на головку огромного камыша. Потом сунул прямо в дуло шелковый мешочек с порохом, следом за ним загнал толстый пыж и плотно забил его шомполом.
Когда с этим было покончено, Кнут Иванович махнул рукой, и боцман — его главный помощник по промыслу — подхватил тяжелый гарпун из стойки, поднес его к пушке и засунул в дуло. Гарпун весь вошел туда, снаружи остались только лапы — каждая по полметра длиной, да резьба для гранаты.
Кнут Иванович проверил, хорошо ли привязан канат к кольцу гарпуна, потом достал из ящика острую гранату-наконечник, насыпал в нее пороху из мешочка, поплевал на резьбу и привинтил гранату к гарпуну. Теперь осталось только капсюли поставить, но это Кнут Иванович всегда делал перед самой стрельбой. А пока что он встал у пушки, широко расставив ноги, взялся рукой за прицельную рукоятку, попробовал, как пушка ходит вверх и вниз, вправо и влево. Потом, как командир перед боем, еще раз окинул глазами море, палубу, снасти, людей и, убедившись, что кит уже недалеко, поставил капсюли и громко скомандовал:
— К промыслу, по местам!
Повторять команду ему не пришлось. Недаром Кнут Иванович вышколил нас еще с весны. На промысле каждый знал свое дело — в темноте разбуди, все равно никто бы не сбился. И тут, по первому слову команды, мы все встали, где кому нужно.
А «Партизан» тем временем несся вперед, туда, где каждые пятнадцать-двадцать минут поднимался над морем высокий белый фонтан. С каждым разом он появлялся все ближе и ближе, и вдруг все сразу увидели впереди широкую, мокрую, блестящую спину кита.
— Полный вперед! — скомандовал Кнут Иванович.
«Партизан» рванулся вперед, но было уже поздно. Над водой на секунду показался черный треугольный плавник величиной с хорошую дверь, потом широкий хвост (этот уже с целые ворота) мягко шлепнул по воде, и кит исчез.
Мы, стоя на местах, тихонько переговаривались друг с другом:
— Ну и китяра!
— Здоров!
— Тонн на пятьдесят будет.