Щепкин понял, что настаивать на своей точке зрения сейчас нет смысла, и ответил коротко.
«Указание принято к исполнению».
Уже на обратном пути он подумал о том, какой напор пришлось выдержать Батюшину и во что ему это обошлось. Ведь наверняка в Главном штабе кое-кто хотел сорвать со Щепкина погоны и отправить в отставку или на фронт. Но полковник устоял, а значит, верил в группу. Это отрадно. Жаль только, порадовать Батюшина пока нечем. Вся надежда на последний шанс.
Чуть позже пришли данные на участников съемочной группы. Щепкин, Белкин и Гоглидзе внимательно просмотрели их, но ничего интересного не обнаружили. Люди как люди, со своими судьбами, поступками, привычками.
Мария Плавская (в девичестве Понэже) была замужем один год и развелась, бросив мужа, который годился ей скорее в дедушки, чем в супруги.
Виолетта Мармина сирота с двенадцати лет, росла в семье дяди по материнской линии, а тот дядя – бывший чиновник, попавшийся на взятке. Тюрьмы избежал, но места и чина лишился. Открыл свое дело и жил неплохо.
Витольд (по паспорту Виталий) Смардаш из семьи потомственных дворян, имел несколько вздорный, но вполне добродушный характер. Любитель скачек, вроде как даже играл, но сильно не увлекался.
Бровников и Ванина тоже обычные граждане, если так вообще можно сказать о людях мира искусства. А самое главное – ни они, ни остальные никоим боком не касались ни уголовного мира, ни революционных масс. Оно и понятно – где политика, а где синема!
А вот об интересовавшем капитана Скорине данных вообще не было. В короткой записке сказано, что художников с такой фамилией в Петербурге найдено четверо. Двое мужчины средних лет, один из них инвалид. Еще один вроде как уехал из столицы по делам в неизвестном направлении. Четвертый за границей. И никто из них не носил имя Григорий.
Однако и здесь особых подозрений не было. Художники тоже люди творческие, часто берут псевдонимы, даже имена меняют. Кто из амбиций, кто от скромности, кто из желания быть похожим на кого-то еще.
Так что Григорий Скорин мог быть в равной мере тем четвертым, уехавшим за границу или вообще каким-то пятым или шестым, седьмым.
Словесное описание его внешности по методике Бертильона Щепкин не давал, фотографий тем более не делал. А конкретных подозрений не имел.
С этой стороны поиск возможных соглядатаев японцев результата не дал. Что было вполне ожидаемо.
Но теперь, после двух попыток захвата документов, группа оказалась в самом начале пути.
…– Ну так что теперь, господин продюсер? – невесело усмехнулся Гоглидзе. – Устроим новую охоту? Может, и правда налет на поезд?
Щепкин мазанул по ротмистру недовольным взглядом. Тот сразу перестал ухмыляться, поправил повязку на руке.
– Драка, пожар, еще и нападение? Это уже перебор, как говорят карточные игроки. Тут даже самому тупому ясно, что к чему. Японцы и так настороже. Нет, никаких провокаций больше! Вообще к ним не подходим. Раскланиваемся в ресторане, смотрим издалека, играем в синема. Хоть это у нас получается хорошо.
– Но до Владивостока еще ехать и ехать! – недовольно пробурчал Белкин. – Так и будем… кланяться на расстоянии?
– Так и будем, – веско подтвердил Щепкин. – И внимательно следить за их контактами. В поезде, на станциях. Кто бы к ним ни подошел – всех проверять. Все их передвижения по составу. Чтобы ни шага за пределы вагона не сделали без нашего ведома!
– Нас всего четверо, – вставил ротмистр. – Не маловато для слежки?