Хохолков сунул второй ключ, но и от того пользы было не больше, чем от первого.
— Я прямо кретин и неврастеник, — заметил Хохолков, — сую, черт знает что сую! Ведь это ключ от сундука от моего.
Болезненно усмехаясь, Хохолков сунул третий ключ.
— Мигрень у меня... Это от ворот ключ, — бормотал Хохолков.
После этого он вынул малюсенький золотой ключик, но даже и всовывать не стал его, а просто сухо плюнул:
— Тьфу... от часов ключик...
— В штанах посмотри, — посоветовала ревизионная комиссия, беспокойно переминаясь на месте, как тройка, рвущаяся вскачь.
— Да не в штанах он. Помню даже, где я его посеял. Утром сегодня, чай когда наливал, наклонился, он и выпал. Сейчас!
Тут Хохолков проворно надел кепку и вышел, повторяя:
— Посидите, товарищи, я сию минуту...
Товарищи посидели возле шкафа 23 часа.
— Вот черт! Засунул же куда-то! — говорила недоуменно ревизионная комиссия, — ну уж, долго ждали, подождем еще, сейчас придет.
Но он не пришел. Вместо него пришла записка такого содержания:
«Дорогие товарищи! В припадке меланхолии решил покончить жизнь самоубийством. Не ждите меня, мы больше не увидимся, так как загробной жизни не существует, а тело, т. е. то, что некогда было членом месткома Хохолковым, вы найдете на дне местной реки, как сказал поэт:
— Попробуй, — сказали слесарю.
Слесарь наложил почерневшие пальцы на лакированную поверхность, горько усмехнулся и заметил:
— Разве мыслимо? У нас и инструмента такого нету. Местную пожарную команду надо приглашать, да и та не откроет, да и занята она: ловит баграми Хохолкова.
— Как же нам теперича быть? — спросила ревизионная комиссия.
— Специалиста надо вызывать, — посоветовал слесарь.
— Скудова же тут специалист? — изумилась комиссия.