— Сжальтесь! Пощадите! Старуха мать! Жена! Дети! — орет, лобзая сапоги, Чичиков. Жандармы оттаскивают его, волокут по полу к дверям. Чичиков отбивается, визжит, плачет...
— В острог! В Сибирь! На каторгу! — орет взбешенный генерал-губернатор.
Особая комната главной канцелярии. Шкафы. У одного из шкафов стоит какой-то пожилой, важный чиновник и «странная личность». В руках чиновника толстая книга «Купчих крепостей». У «странной личности» опечатанная чичиковская шкатулка.
Книгу и шкатулку вкладывают в шкаф, а шкаф закрывают на ключ и запечатывают сургучной печатью...
— Шка-ту-лка! — доносится издалека чичиковский вопль...
— Шкатулка!.. — кричит Чичиков, бешено колотя кулаками железную дверь мрачной, полуподвальной камеры острога.
— Моя шкатулка... — стонет он, бессильно прислонясь к стене. — Ведь там все!.. Имущество... Деньги... Бумаги... Все разнесут... Все украдут...
Где-то далеко возникает похоронный звон.
— О боже... — тяжело дыша, продолжает Чичиков. — Какая судьба! Какая судьба... По́том и кровью добывал я копейку, чтобы в довольстве остаток дней прожить... Покривил, не спорю, покривил... Но ведь я трудился, я изощрялся. А эти мерзавцы, что тысячи с казны берут, что грабят небогатых и последнюю копейку сдирают с того, у кого нет ничего! За что же мне такие несчастье?.. Почему же другие благоденствуют! Всякий раз, как только я начинаю достигать плодов... и уже, кажется, рукой их... Вдруг буря! Вихрь! Подводный камень... И сокрушение в щепки всего корабля! За что же такие удары... — с болью стонет он. — Где справедливость небес?! Ведь я три раза сызнова начинал! Снова терял... И опять начинал! За что же такие удары? О господи! За что?! — в отчаянии Чичиков разрывает на себе одежду и, громко зарыдав, падает на солому...
Похоронный звон ближе. Запел, нарастая, хор певчих:
Недвижно, словно мертвый, лежит на соломе Чичиков. Поет, разрастается похоронный хор, наполняя собой камеру... Медленно приподнимаясь, Чичиков испуганно вслушивается... Затем вдруг вскакивает, бросается к окну и, прильнув к решетке, смотрит.
— А-а, прокурора хоронят! — зло усмехаясь, кричит он. — Жил, жил и умер. И вот напечатают теперь в газетах, — издевательски продолжает Чичиков, — что скончался почтенный гражданин, редкий отец, примерный супруг... Эх вы! Мошенники! — потрясая кулаком, кричит он. — Весь город мошенники. Один был порядочный человек, да и тот свинья!..
Злобно захохотав, Чичиков плюнул в окно и, отойдя, с тяжелым стоном опустился на скамейку...
Затихает похоронный хор, удаляясь все дальше и дальше...
Вдруг Чичиков насторожился, приподнял голову. За дверью послышались шаги, лязг ключей, запоров, наконец, дверь с визгом отворяется и в камере появляется «странная личность», за ней силуэтом виднеется жандармский ротмистр.
«Личность» подошла к Чичикову и, вежливо поклонившись, отрекомендовалась:
— Самосвитов. Встречались. Знаю все... Но... не отчаивайтесь... — Загадочно улыбнувшись, «личность» приблизилась к Чичикову и тихо добавила: — Тридцать тысяч.
Чичиков вздрогнул, отшатнулся.