Иван Александрович стоял у самого ведра, спиной к торговке, и через плечо заглядывал.
Тросточка за спиной Хлестакова пришла в виртуозное вращение. Баба глазела на быстро мелькающий конец трости, и вдруг глаза ее наполнились чрезвычайным удивлением.
Волшебная трость Ивана Александровича, откинув край промасленного одеяла, быстро исчезла в ведре и сейчас же показалась обратно, унизанная двумя дымящимися пирожками.
Глаза торговки выпучились, как будто хотели выстрелить. Раздался бабий визг.
Иван Александрович почувствовал, как его что-то рвануло назад, но он сделал последнее усилие и, вырвав трость, помчался по улице, а в спину ему неслось:
— Прощелыга ты, а не барин...
— А вот он-то и есть этот чиновник, о котором изволили получить нотицию, — настаивал Бобчинский в гостиной городничего и громко, так, чтобы его слышали все, выкрикнул самое страшное слово.
— Ин-ког-ни-то.
А Добчинский добавил:
— Ревизор.
Городничий в страхе отмахивался от них.
А Бобчинский продолжал упорно настаивать, наскакивая на городничего:
— Он, он, ей-богу, он... Такой наблюдательный: все осмотрел...
Вот когда городничий услышал слово «наблюдательный», здесь он смутился.
— Где же он там живет?
Добчинский, стараясь обогнать своего приятеля, успел сообщить:
— В пятом номере под лестницей.
— А давно он здесь?
Приятели разом:
— Две недели.