Том 7. Последние дни. Пьесы, киносценарии, либретто. «Мастер и Маргарита», главы романа, написанные и переписанные в 1934–1936 гг.

22
18
20
22
24
26
28
30

Кукольник. Государь император?

Салтыков. Он. (Бенедиктову.) Изволите поэзией заниматься?

Бенедиктов. Точно так.

Салтыков. Напрасно.

Бенедиктов. То есть как-с?

Салтыков. Опасное занятие. Вот [этот, как его фамилия... ну...] Пушкин... (Шепотом.) Его недавно в Третьем отделении отодрали.

Общее молчание.

Салтыкова. С тобой обедать нет никакой возможности. Что ты рассказываешь?

Салтыков. Кушайте, пожалуйста. Филат! (Жене.) Тебя тоже могут отодрать.

Бенедиктов. Помилуйте, за что же?

Долгорукий. Между прочим, это, говорят, верно. Я тоже слышал.

Салтыков. Да и я слышал. Проезжаю мимо Цепного мосту, слышу, человек орет. Спрашиваю, что такое? Говорят, Пушкина дерут.

Боголюбов. Помилуйте, Сергей Васильевич, это петербургские сказки!

Салтыкова. Что он говорит? Что он говорит?

Салтыков. Какие ж сказки? Меня самого чуть-чуть не отодрали. Я лошадь из пистолета застрелил. Ваши же стихи у меня есть в библиотеке. У меня все есть. Что-нибудь новое написали еще?

Кукольник. Да, прочитай. Прочитай «Моей звездочке».

Бенедиктов. Право, я... (Встает, читает.)

Путеводною звездою Над пучиной бытия Ты сияешь предо мною, Дева светлая моя! О, свети мне, друг небесный, Сердца звездочка, свети И ко мне в мой мир безвестный Тихим ангелом слети!

Салтыкова. Ах, как хорошо!

Бенедиктов.

Перед чернию земною Для чего твой блеск открыт? Я поставлю пред тобою Вдохновенья верный щит! Да язвительные люди Не дохнут чумой страстей На кристалл прозрачной груди, На эмаль твоих очей!

Преображенцы, перемигнувшись, выпивают.