— Звучит заманчиво, — выдыхаю ему прямо в губы.
— Тогда пойдём? Пока мы не забыли про наш первый ужин.
Просторная кухня встречает нас одуряющим ароматом запекающегося мяса и мелко нарубленной зелени, собранной горкой на разделочной доске.
— Мать с утра нагрузила едой на неделю вперёд, — произносит Дан, перехватив мой взгляд, брошенный в сторону духовки.
Он придирчиво осматривает содержимое холодильника. На столешнице начинают появляться продукты.
— Покажи, в какой посуде, я сама приготовлю, — предлагаю, убирая волосы за спину.
Дан хитро прищуривается, и я моментально оказываюсь прижатой к рабочей поверхности. Его руки стискивают массив из бурого камня по бокам от меня.
— Я тебя позвал не для того, чтобы эксплуатировать на кухне, — короткий непривычно нежный поцелуй заигрывает волосами на затылке. — Просто расслабься и получай удовольствие.
Тёплая ладонь проскальзывает под грудь, оттуда уверенно спускается ниже, замирает на мгновение на животе… Неуверенно поглаживает, едва касаясь ткани.
Мы одновременно вздрагиваем. Дан откашливается и суматошно выливает в небольшую кастрюлю стакан молока. В тишине слышен слабый треск огня из конфорки, а спину согревает теплом его тела.
Молчание дышит домашним уютом, словно этот ужасный год мне приснился. Словно Север не отверг мои чувства, а я дождалась его из армии и целовала на перроне, не видя неба за пеленой блаженных слёз. В этом хрупком выдуманном мгновении мы бесконечно счастливы… и могли бы сегодня зачать новую жизнь. Наше общее продолжение.
— Ты перестала дышать, — шепчет он неожиданно. — Анька… Всё хорошо будет, слышишь?
Я зажмуриваюсь, пытаясь запереть в себе эмоции.
Заткнись, Даня! Не рви мне душу!
Всё-таки выдыхаю. Осторожно, чтобы не сорваться на всхлип.
Дан высыпает в закипающее молоко какао-порошок. Я молча беру венчик и осторожно помешиваю. Мысли разбегаются в стороны, уступая какой-то нездоровой заторможенности.
— Надеюсь, ты не имеешь ничего против сладенького? — ложка в его руке замирает над ароматным варевом.
Качаю головой, наблюдая за тем, как тонкая нить сгущёнки исчезает в пышной пене. Дан выключает плиту и добавляет щепотку корицы. Пахнет умопомрачительно. Но меня почему-то начинает слабо мутить.
— Мне нужно присесть, — поворачиваюсь и устало упираюсь в обнажённую грудь руками. — Отпустишь?
— Не отпущу, — он сжимает меня: комкает в неразборчивых быстрых объятиях, выдавливает из загоревшихся от тесноты лёгких последний воздух и замирает, снова пряча лицо в волосах. — Отпустил уже раз…