— Князь-то? — уточнил Павел. — Да мы и так не возле него. К тому же, все уже в прошлом.
Но мужчинка посмотрел на него таким взглядом, который красноречиво говорил — нет, ничего еще не в прошлом. Но вслух больше не произнес ни слова, и отошел от приятелей.
— Странный он какой-то, — произнес Павел задумчиво. — Как будто хотел о чем-то предупредить.
— Да не обращай внимания на этого чудика, — отмахнутся Костя. — Если будем такими, как он, то и кончим так же. Надо быть смелее.
Павел вспомнил, как минувшей ночью смелый Костя неоднократно просыпался с криком, вырываясь из объятий кошмаров, но ничего не сказал. В конце концов, навечно застрять в должности чернорабочего ударника ему хотелось не более чем товарищу, и он на многое готов был пойти, чтобы улучшить свое социальное положение в местной иерархии.
В этот день уборщики урожая превзошли сами себя, и к вечеру над картошкой была одержана блестящая победа. Последний нагруженный клубнеплодами прицеп отбыл в Цитадель, а следом за ним туда же потянулись уставшие труженики.
— Интересно, куда нас бросят завтра? — вслух подумал Павел, плетясь рядом с Костей. После битвы за урожай у него болели руки, ноги и спина. Он вдруг подумал о том, что за месяц пребывания в Цитадели у него еще ни разу не было выходного дня. Только работа, работа и работа. Усталость, соответственно, накапливалась, и даже его молодой и достаточно крепкий организм не мог аккумулировать ее вечно. Рано или поздно она даст о себе знать.
— Куда бы ни бросили, там не будет легко, — мрачно проронил Костя. — Пока из нас все соки не выжмут, с живых не слезут.
— Но ведь Андрей пообещал….
— Обещанного три года ждут, — резко бросил Костя. — А иногда и дольше. Самые тупые всю жизнь ждут.
— Три года в таком режиме я не выдержу, — признался Павел. — Все-таки будем надеяться, что так долго не придется.
— Надейся, надейся, — безрадостно позволил Костя, но сам он, судя по его виду, полностью оставил всякую надежду на улучшение социального положения.
Поужинав, они поднялись в свою комнатушку и попадали на койки. Жизнь в колонии нравилась им все меньше и меньше. Теперь даже Павлу стало казаться, что на вольных хлебах было не так уж и плохо. Там, по крайней мере, не требовалось пахать с утра до ночи, да и питался он лучше — ему частенько удавалось добыть мясные или рыбные консервы. В Цитадели же его потчевали кашами да супами, и это были не самые вкусные каши и супы.
И все же он не хотел покидать колонию. Он боялся вновь оказаться в одиночестве, боялся того, что может вновь отравиться испорченными консервами, и тогда уже никто ему не поможет.
— Жрать охота, — произнес в темноте Костя.
Павел тоже чувствовал голод, хотя только что поужинал. Порции были большими, но предлагаемая пища не отличалась высокой калорийностью.
— Были бы там, снаружи, залезли бы сейчас в какой-нибудь магазин, загрузились бы тушенкой… — размечтался Костя.
Павел сглотнул набежавшую слюну. Хоть с тушенкой у него и было связано неприятное воспоминание, оно не охладило его любви к этому продукту. А после целого месяца разлуки жажда тушенки стала почти нестерпимой.
— Слушай, — сказал Костя, — может, и правда рванем, а?
— Давай немного выждем, посмотрим, как оно будет, — предложил Павел. — Уйти-то мы всегда успеем, но вот примут ли нас обратно?